АнтиГрабовой. Кто «воскрешает» наших мертвых?
Шрифт:
Интересный факт, маленького Гришу за все его детство никто даже дурным словом не обидел ни во дворе, ни на улице, никто даже пальцем не тронул. И это, скорее всего, не потому, что он посещал секцию карате, был хорошим гимнастом, увлекался велоспортом. Просто, видимо, какая-то миролюбивая защитная оболочка энергетически обволакивала его, ставила преграду, заставляла дурных людей обходить стороной. (Что за ч..! Ах да, это опять Самарин встрял. Было же сказано — отставить! — Г.Э.)
Вместе с ребятами он играл в футбол, занимался волейболом, гонял на велосипеде, позднее посещал секцию карате (секция карате в казахском селе в 70-е годы? Чудеса, да и только. Впрочем, именно в казахском селе такие чудеса
Если дошкольные годы Григория отличались напряженной работой, то школьные годы проходили легко и непринужденно. Естественно, он владел любыми знаниями, ему не надо было часами решать задачки, зубрить стихотворения или изучать историю Древней Греции. Единственное, что доставляло ему неприятности, так это необходимость писать ход решения задач, поскольку ответ любой задачи возникал мгновенно. Правда, при необходимости Гриша мог написать сразу несколько вариантов решения той или иной задачи. Но школьные учителя уже знали об особенностях мальчика, о его уникальных знаниях, и со временем Гриша получил право во всех домашних заданиях и в контрольных работах писать только ответы. Конечно, нудно было писать условия самих задач, но с этим пришлось смириться.
«Меня все время выбирали каким-нибудь руководителем: то председателем отряда с первого класса, то комсоргом. А поскольку я хорошо учился, я мог ходить на уроки, мог не ходить. Я как-то пропустил две темы по биологии. Я почему-то считал ее самой простой дисциплиной в школьной системе. А когда я пришел на урок, учительница стала меня спрашивать по теме, которую еще не проходили. Я ответил, да еще добавил новый материал по статье, которую она приготовила для следующих уроков. Просто я знал — и все».
Когда Гриша учился в восьмом классе, домой к ним пришла классная руководительница и в разговоре с Людмилой Ильиничной сказала, что Григорий должен обязательно учиться в университете, потому что он «все знает, просто знает — и все!». А в девятом классе ему стали предлагать пересдать предмет, по которому у него была четверка. (Интересно, по какому предмету у ребенка, который знает все, была четверка, да еще в сельской школе? — Г.Э.) «Мне не хотелось возиться. Зачем это надо?» (Правильно, Григорий Петрович, незачем это было. Вы ведь наперед знали, что золотая медаль вам все равно по каким-то неведомым причинам не светит. Ведь не было у вас золотой медали, я угадал? Была бы, непременно открывала ряд ваших многочисленных наград и дипломов. — Г.Э.)
Эх, детство золотое! Вы не поверите, но когда я читал евангелие от Тихоплавов, то плакал. Все вышеприведенные ернические замечания я потом вставил, но при первом прочтении — плакал. Как все узнаваемо, как похоже! Ведь Казахстан и для меня не чужая сторонка, и рос я в сельской глубинке в окружении гусей и свиней, и бабушка у меня была, мир ее праху, Клавдия Ивановна, только не Кудренко, а Кудрявцева-Эрлих, и вещи я постоянно
Сколько их, таких мистических совпадений! Даже Сашка был, которого мы вытащили из арыка. Эх, жаль, школьные сочинения не хранятся вечно. А то бы я представил свое первое, написанное где-нибудь в третьем классе, литературное творение под названием «Как мы спасали Сашку». И сколько их было, уехавших. Иные даже стали крутыми бизнесменами. Вот только никто не возвращался на родное пепелище и не приглашал друзей детства навестить его в благополучном далеке. И в ваши, Григорий Петрович, университетские годы такого не было, в первой-то половине 80-х, разве что вы телепортировали вашего друга через границу.
Зато с родителями все точно. Наверно, в каждом подростке «объединены два различных мира», что создает определенные сложности и для него самого, и для окружающих. Наиболее распространенная коллизия: для соседей он отпетый хулиган, для родителей — ангел во плоти. У автора водораздел лежал в другой плоскости. Одна половинка была ленивая. Бывало, мама говорит: «Сынок, сбегай в магазин, займи очередь за колбасой». А сынок в ответ с дивана: «Да нет там никакой колбасы!» И точно, приходит вечером уставшая соседка, говорит горестно: «Опять не завезли». Но иногда вдруг взбрыкивала генами вторая половинка, и автор превращался в существо всезнающее, всеумеющее и, что самое ужасное, невероятно занудливое. «Я вам говорил! Вы меня не послушали!» — любимые выражения. Как же я доставал родителей! Но понял я это только через много лет, когда точно в таком же стиле начали доставать меня.
Но автор человек обычный, земной, не обладающий феноменальными способностями, поэтому некоторые расхождения с жизнью Гриши Грабового все же наблюдались. Начнем с того, что час зачатья он помнит не то что неясно, он вообще его не помнит. И очень этому рад, потому что ничего другого, кроме глубокой психической травмы, от такой памяти ждать не приходится. Не помнит он и первых трех лет своего земного существования. И крещения, хотя крестили его во вполне сознательном по меркам теософов возрасте, месяца в два или в три. Известно только, что происходило это в церкви, кстати, православной.
А вот с крещением Григория Петровича много неясного. Конечно, автору прекрасно известно, какие кары по административной и партийной линии грозили в то время родителям за крещение ребенка, да и сделать это было затруднительно, из-за отсутствия, например, храма в селе. Но как-то обходились, было бы желание. Отдавали дитя под защиту Господа независимо от того, обладает он необычными способностями или нет. Смею предположить, что у глубоко верующей бабушки Гриши были несколько иные соображения. Понаблюдав пять лет за своим внуком и за всеми его «фантазиями», она, вероятно, решила, что в него вселился дьявол, и вознамерилась излечить его святой водой. Хотя откуда святая вода у какого-то грека, в каком-то доме? Разве что это был реинкарнированный Иоанн Креститель.