Антихрупкость. Как извлечь выгоду из хаоса
Шрифт:
В этом смысле свобода – это искренние политические мнения.
Греки считали, что в мире есть три профессии: «банаусикаи технаи» – ремесленники; «полемике техне» – воители; и земледельцы – «георгиа». Последние два занятия, война и земледелие, подобали благородному человеку – в основном потому, что они лишены своекорыстия и не заставляют никого вступать в конфликт с коллективом. Однако афиняне презирали «банаусои», ремесленников, которые работали в темных помещениях (обычно сидя) и изготовляли вещи. Как полагал Ксенофонт, подобные занятия отнимают телесную силу, размягчают дух и не оставляют времени для друзей и города. Неутонченные занятия запирают человека в мастерской и сужают круг его интересов до своей выгоды; война и земледелие обеспечивают более широкий кругозор,
У арабов и евреев есть поговорка: «Йад эль хурр мизан / Йад бен хорин мознайим» – «Мерило – рука свободного человека». Это ровно то понимание свободы, которое у нас часто отсутствует: свободен тот, кто хозяин своего мнения.
Для Меттерниха человечность начинается с баронского титула; для Аристотеля, как и (пусть в иной форме) для англичанина вплоть до ХХ века, она начиналась с досужего свободного человека, не поглощенного работой. Свобода никогда не означала, что работать не надо; она означала, что работа не формирует вашу личность и эмоции, что работа – это нечто опциональное, скорее как хобби. В каком-то смысле профессия не определяет нас так сильно, как другие обстоятельства, скажем, семья родителей (или что-то еще). Это тот самый подход «к-черту-деньги», позволивший Фалесу Милетскому проверить свою искренность. Для спартанцев главным качеством была храбрость. Для Жирного Тони человечность начинается с уровня «принадлежать себе».
Заметим, что принадлежность себе для нашего горизонтального друга была куда более демократичным понятием, чем для живших до него мыслителей. Эта фраза означала, что вы – хозяин своего мнения. Она не имеет ничего общего с богатством, семьей, интеллектом, внешним видом, размером обуви; скорее уж – с личной доблестью.
Другими словами, для Жирного Тони это очень, очень специфическое определение свободного человека: тот, кого нельзя припереть к стенке и заставить делать то, чего в иных обстоятельствах он никогда не сделал бы.
Посмотрите, какой скачок совершила мысль от Афин до Бруклина: если для греков свободен во мнениях был только тот, у кого имелось свободное время, для нашего горизонтального друга и советчика таков лишь человек, обладающий доблестью. Слабаками рождаются, а не становятся. Они остаются слабаками, сколько ни давай им независимости; они будут слабаками, как бы сильно ни разбогатели.
Еще один аспект разницы между абстрактными национальными государствами нового времени и местным самоуправлением. В античном городе-государстве, как и в современном муниципалитете, стыд – это наказание за нарушение этических норм. Стыд восстанавливает симметрию. Изгнание, ссылка или, хуже того, остракизм были более суровыми наказаниями – никто не переезжал из города в город произвольно, отрыв от корней рассматривался как катастрофа. В огромных организмах, таких как мегасвятое национальное государство, где люди реже сталкиваются лицом к лицу и социальные корни имеют меньшее значение, стыд перестал выполнять дисциплинирующую функцию. Нам следует восстановить прежнее положение вещей.
Помимо стыда есть еще дружба, социализация в конкретной среде, когда человек становится частью группы, чьи интересы расходятся с интересами коллектива. Клеон, герой Пелопоннесской войны, предлагал публично отрекаться от друзей тем, кто идет на государственную службу. За это Клеона часто поносят историки.
Вот простое, но довольно радикальное решение: не позволять тому, кто работал на государство, после этого получать от любой коммерческой деятельности больше дохода, чем заработок самого высокооплачиваемого чиновника. Добровольное ограничение заработка не даст никому использовать госслужбу как временное средство для обрастания связями, а потом отправляться на Уолл-стрит и зарабатывать миллионы долларов. Тогда в чиновники пойдут только люди с чувством миссии.
Клеона бранят до сих пор, между тем в современном мире есть обратная агентская проблема, касающаяся тех, кто делает что-то правильно: за службу обществу вам платят, поливая вас грязью и подвергая нападкам. Активист и адвокат Ральф Нейдер немало пострадал от ополчившейся на него автомобильной
Этическое и законное
Мне было стыдно оттого, что я долгое время молчал об одной афере. (Как я сказал, если вы видите жулика…) Речь о том, что мы назовем проблемой Алана Блиндера.
Дело было так. В Давосе во время частной беседы за чашкой кофе – я думал, что мы говорим о спасении мира, кроме всего прочего, от морального риска и агентской проблемы, – меня перебил Алан Блиндер, бывший вице-председатель совета директоров Федерального резервного банка США. Блиндер попытался всучить мне специфический инвестиционный продукт, посредством которого можно в рамках закона обманывать налогоплательщиков. Этот инструмент позволял инвесторам с крупным чистым капиталом обойти закон, который ограничивает сумму, подлежащую страхованию (тогда – 100 тысяч долларов), и обогатиться за счет страхового покрытия огромных сумм. Инвестор вносит любую сумму, а компания профессора Блиндера разбивает ее на маленькие части и инвестирует в банки, обходя имеющееся в законе ограничение; получается, что страховкой покрывается вся сумма, сколь бы велика она ни была. Другими словами, схема позволяла супербогачам обдурить налогоплательщиков и получать бесплатную, обеспечиваемую государством страховку. Да, обдурить налогоплательщиков. Законным образом. При помощи бывших госслужащих, которые обладали инсайдерской информацией.
Я выпалил: «Разве это этично?» И услышал в ответ: «Это абсолютно законно, – после чего Блиндер добавил: – У нас работает много бывших “регуляторов”» (то есть тех, кто занимается регулированием инвестиций). Иначе говоря, (а) все, что законно, этично, и (б) бывшие «регуляторы» обладают преимуществом перед гражданами.
Далеко не сразу, лишь через несколько лет, я отреагировал на тот разговор и публично заявил: «J’accuse» [135] . Конечно, Алан Блиндер – не самый гнусный нарушитель этических принципов в моем понимании; возможно, он раздражает меня только потому, что занимал видное положение в государственной иерархии, кроме того, в Давосе обсуждалось как раз избавление мира от зла (я изложил Блиндеру свое понимание того, как банкиры рискуют за счет налогоплательщиков). Так или иначе, мы видим человека, который использовал госслужбу, чтобы потом законно наживаться на обществе.
135
«Я обвиняю» (фр.) – название знаменитого открытого письма Эмиля Золя французскому президенту Феликсу Фору в защиту Альфреда Дрейфуса. – Прим. пер.
Эта проблема, по сути, очень проста: бывшие «регуляторы» и госслужащие, которых граждане наняли для представления своих интересов, могут потом стать бизнесменами и использовать свой опыт и приобретенные связи, чтобы через дыры в системе наживаться на тех же гражданах, – работать в юридических фирмах и т. д.
Вы только подумайте: чем сложнее регулирование, тем больше в системе бюрократии – и тем больше прибыли могут получить впоследствии «регуляторы», которые знают все ходы и выходы. Их «регуляторское» знание – это выпуклая функция от разницы в опыте и знаниях. Это франшиза, асимметрия, при которой одни богатеют за счет других. (Заметьте, как много стало в экономике франшиз; производитель автомобилей Toyota нанял бывших американских «регуляторов» и использовал их «экспертную оценку», чтобы следить за расследованием по делу о неполадках в своих машинах.)
История имела продолжение – и притом нехорошее. Блиндер и декан бизнес-школы Колумбийского университета сочинили статью, в которой критиковали решение властей увеличить потолок страховки для частных лиц. Они писали, что граждане не должны обладать неограниченной страховкой – той самой, которой наслаждаются клиенты Блиндера.
Несколько замечаний.
Во-первых, чем сложнее регулирование, тем больше инсайдеры склонны использовать свои знания для наживы. Это еще один довод в пользу эвристики. 2300 страниц правил регулирования (все эти правила можно заменить законами Хаммурапи) становятся для бывших «регуляторов» золотой жилой. Им выгодно, чтобы регулирование усложнялось. Опять же, инсайдеры – враги правила «меньше – значит больше».