Антик с гвоздикой
Шрифт:
— Очень приятно было познакомиться с вами, Василий Ефимович. — Он пожал руку Караваева. — Надеюсь, эта встреча не последняя и вы осчастливите нас своими визитами неоднократно. Думаю, что у нас найдется много общих тем для разговоров. А сейчас, — он развел руками, — дела зовут. Солнце уже высоко, а я хотел до ужина проехаться по полям, посмотреть, в каком состоянии озимые и яровые после столь обильных дождей и ветров.
— Беда наша не только дожди, но и поздние заморозки, однако в этом году бог миловал. — Караваев перекрестился. — Пшеница хорошо в рост пошла, рожь тоже не подкачала, да и овсы нынче замечательные. Лишь бы засуха не ударила в июле. В прошлом году так оно и случилось. Едва половину прежних урожаев собрали. — И, утерев обильный пот, выступивший у него даже на щеках, предложил: — Если желаете, князь, могу
— Она, что ж, из бедных? — внезапно пришла ему на ум догадка.
Караваев презрительно сморщился:
— Мало сказано, ваша светлость! Не просто из бедных, а истинно — голь перекатная! Отец у нее хоть из родовитого сословия, но окончательно спился, подлец, и, говорят, побоями довел собственную жену до могилы. Впрочем, по слухам, когда-то он был очень богат, чрезвычайно красив собой, но низкие страсти довели его до разорения. Мария Васильевна рассказывала, что старая графиня привезла будущую свою невестку в единственном более-менее приличном платье. Нужно отдать должное благородству графов Изместьевых. Они не сдали малютку Ксению после смерти отца в сиротский приют, а позволили проживать в своем доме под приглядом старшей сестры…
За разговором они вышли на крыльцо, куда уже подали коляску Караваева. Василий Ефимович с помощью кучера с трудом взгромоздился на сиденье. Аркадий устроился рядом с ним. Григорий же решил ехать верхом, чтобы дать размяться застоявшемуся Мулату.
Покинув усадьбу, они миновали березовую рощу и выехали на проселочную дорогу, ведущую к полям. В небе неумолчно заливались жаворонки, и, подняв голову к бесцветному от жары небу, можно было заметить в вышине крошечное трепещущее создание, издающее столь приятные для уха звуки. Из-под ног лошадей порскали во все стороны кузнечики и прочая стрекочущая и прыгающая живность. Горьковатые запахи полыни перебивали медвяные ароматы цветущего донника, заполонившего вперемешку с чистотелом и мятой обочины дороги и опушку ближнего леса.
Первым прервал молчание Дроздовский, и Григорий понял, что его приятель не на шутку заинтересовался событиями, происходящими по соседству.
— Но чем вызван подобный выбор супруги для графа Федора? Неужто с деньгами и влиянием Изместьевых в обществе нельзя было найти более подходящую партию?
— Я точно не знаю, чем это на самом деле объясняется, — смутился Караваев и пожал плечами, — но, насколько помню, так оно поначалу и замышлялось. Граф перебрал пару дюжин девиц благороднейшего происхождения и с приличным приданым и ни на одной не остановил свой выбор. А после смерти отца вовсе удалился в деревню и перестал выезжать в свет. Окружил себя сомнительными молодыми людьми. Вел праздную жизнь, делами имения не интересовался. Более всего любил играть на арфе и курить опиум. Этому его научил один из приятелей, который служил какое-то время на Востоке. — Он оглянулся по сторонам. — Скорее всего, и, кажется, Мария Васильевна говорила о чем-то подобном, старая графиня решила примерно наказать сына за чрезмерную разборчивость. После смерти мужа она быстро одряхлела и понимала, что граф Федор пустит прахом состояние семьи в случае ее смерти. Единственным достоинством новоявленной супруги была ее несравненная красота, но и это не мешало Федору исправно ее поколачивать. Но после смерти графини и рождения наследника Наталью словно подменили. Рассказывают, когда Федор в очередной раз схватился за плетку, чтобы поучить ее, она запустила в него блюдом с жареным поросенком. В тот раз ей от него тоже прилично досталось, но тем не менее даже после этого она всякий раз старалась дать ему сдачи. Вы знаете историю, после которой граф Федор охромел?
— Кажется, она вытолкала его из окна? — засмеялся Аркадий.
— Представьте себе, вот так взяла и вытолкала. И когда Федор погиб, она даже не старалась скрыть радость, что избавилась от него. По крайней мере, уже на следующий день после его похорон она разогнала всех его приятелей и приживалов.
— Что ж, видно, изрядно они ей досадили. —
— Истинно так, — ответил Василий Ефимович и, отдуваясь, снял шляпу и вытер лицо и шею большим носовым платком. — Кажется, погода на жару повернула. Или дождь к вечеру соберется. Парит сегодня, прямо спасу нет.
— А что, может, искупаться попробуем? — подал голос Аркадий. Он тоже раскраснелся от неожиданной духоты и, растянувшись на сиденье, расстегнул сюртук и лениво обмахивался шляпой.
— Купаться вам никоим образом не советую, — обратил укоризненный взгляд на Аркадия Караваев. — Вода еще холодная, да и купальня давно разрушилась, мостки прогнили и завалились.
— Что ж, и лодок даже не осталось? — поразился Аркадий. — А я собирался по озеру пройтись.
— Лодки тоже прогнили. В последнее время их даже зимой на берег не вытаскивали, не говоря уже о том, чтоб под навес какой упрятать. Затонули они по весне, когда дожди были сильные. Вода в озере поднялась, даже за дорогу перехлестывало. Крестьяне из Изместьева на своих лодках чуть ли не к вашей усадьбе подплывали. Пока Завидово без хозяина стояло, они себя тут вольготно вели, вовсю в ваших угодьях шалили. — Караваев с упоением ябедничал на соседку. Как и все трусливые люди, он жаждал расправиться с обидчицей, но предпочитал сделать это чужими руками — князя Григория Панюшева, например.
— Вы не возражаете, если я оставлю вас на некоторое время? — самым вежливым образом обратился князь к Караваеву. — Все-таки я хочу посмотреть, в каком состоянии купальня и берег. По правде, есть у меня желание построить легкую яхту и походить под парусом по озеру. Думаю, глубины здесь позволяют?
— Позволяют, — вздохнул Караваев, — однако… — Он замер на полуслове и спросил: — Вы ничего не слышите? Кажется, кто-то кричит?
— Кричит? — переглянулись Григорий и Аркадий.
— Да-да, — закивал торопливо головой Караваев. — Я поначалу думал, что это ребятня на озере плещется и визжит, а потом думаю, нет, кто-то по дороге скачет.
И в следующее мгновение из-за поворота показалась летящая с дикой скоростью лошадь, запряженная в коляску с кожаным верхом. Кучер, стоя с перекошенным от страха лицом, нахлестывал лошадь изо всех сил, но она и сама неслась, не чуя под собой ног от ужаса. А за ней, отстав всего лишь на десяток шагов, мчался огромный бык с кольцом в носу и волочившейся за ним кованой цепью.
— Давай в сторону! — крикнул Григорий Караваеву, а сам пришпорил коня и бросился к дороге. И он почти достиг цели, когда бык сделал мощный рывок и с ходу поддел рогами коляску под задок. Колеса взметнулись вверх, и тут Григорий заметил женщину и ребенка, сжавшихся на дне экипажа. Они, видимо, уже не могли кричать от испуга и, когда задок коляски от удара подбросило вверх, вывалились из нее на обочину. К чести женщины, она не растерялась, не свалилась в обморок, а, подхватив ребенка, помчалась в сторону экипажа Караваева. Бык вновь поддел коляску, и кучер, заорав благим матом, тоже свалился с облучка. Постромки оборвались, и лошадь, испуганно взбрыкивая задними ногами и разбрасывая облепившую ее морду пену, помчалась к лесу. А бык в это время крушил коляску. Грозно мыча и взбивая копытами землю, он набрасывался на нее, топтал, рвал рогами, подбрасывал вверх. И казалось, никто не в состоянии остановить эту слепую, дикую ярость взбесившегося животного.
Григорий на скаку бросил быстрый взгляд за спину. Кажется, все обошлось благополучно! Аркадий помогал подняться в экипаж женщине, а Караваев держал на коленях ребенка. И тогда князь опять пришпорил своего Мулата, и тот вынес его к коляске. Бык взревел, отбросил сильнейшим ударом ее исковерканный верх на обочину и, опустив огромную голову, принялся бить копытом о землю, не отводя распаленного взгляда от неожиданно возникшего перед ним всадника.
Князь лихо свистнул. Мулат загарцевал под ним в нескольких саженях от разъяренного животного. Бык глухо замычал и несколько раз хлестанул себя по бокам хвостом. Комья земли фонтаном летели из-под его копыта, которое выбило уже приличную колею на дороге. Низкие, рокочущие звуки исходили, казалось, из самого его нутра и напоминали отдаленные раскаты грома.