Антикиллер-4. Счастливых бандитов не бывает

Корецкий Данил Аркадьевич

– Не знаю, – сказал Лис. Он не хотел втягиваться в бесполезные разговоры, от которых только портилось настроение. – Только ты его еще раза два-три поддержи.

Капитан вздохнул.

– Постараюсь поддержать… Достать ведь надо ширево… Ну, да это наше дело!

– И завтра адвоката подгони, пусть научит, как с этим хмырем держаться да что говорить. А в дальнейшем пусть ему хорошее обезболивающее колют… Может, за время срока он отвыкнет и с иглы соскочит… Спасибо еще нам скажет!

– Да уж! – мрачно усмехнулся Овсеенко. –

Жди…

Лис тоже улыбнулся. Благодарности от Вареника они вряд ли когда-нибудь дождутся.

Ответное гостеприимство майор Косых продемонстрировал в кафешке рядом с Управлением. В отдельном кабинете накрыли стол: суп, отбивные с пюре, овощи, соленья, водка… Рабочий день подходил к концу, поэтому Косых разрешил подчиненным выпить. Лебедев, Овсеенко и бойкий паренек по имени Витя накатили и за себя, и за непьющего начальника, и за гостя, которому еще предстояла обратная дорога.

В конце внесли раки и пиво. Местные одобрительно загудели. Но раки не пахли укропом, к тому же были недосолены.

– Кто варил? – поинтересовался Лис.

– Повар! Под моим руководством, – гордо сообщил Витя.

– А сколько соли клали?

– Столовую ложку на десяток раков, – еще более гордо сказал опер.

– Да, у тебя вкусней были, – кивнул Косых.

– Сухой укроп класть надо, побольше, – сказал Лис. – А соли – столовая ложка «с горкой» только на литр воды!

– Ты, прямо, академик, – уважительно сказал Косых. – Может, останешься? Переночуешь, а по светлому поедешь…

Лис покачал головой.

– Не выйдет. Ты лучше вот что сделай. Когда этот Сочнев приедет…

* * *

Протолклись у магазина до семи вечера, но все без толку. Народ на мели, все как один. Даже Полухин, у которого сегодня зарплата, ходил сухой и чуть не плакал: тесть с какимто барыгой заявились в гараж, все до копейки у него вытрясли и в морду еще дали. Ладно. Делать нечего, пошли в вино-водочный, к Аньке. Сперва пробовали разжалобить. Анька заорала, что дважды уже давала им портвейну в долг. Агафон такого не припоминал. И Гиря не припоминал тоже, хотя он всегда все помнит. У него отсутствует рефлекс «отключки», и рвотный рефлекс тоже. Такая особенность организма. И когда разжалобить не получилось, Гиря стал ей грозить, это у него тоже такая особенность.

Пришлось бежать, поскольку Анька вызвала наряд. Гиря об этом не подумал, он никогда не думает вперед – и это его особенность тоже.

Добежали до остановки, там стоял какой-то подросток с плеером, у него с собой было всего десять рублей. Пришлось отобрать и плеер. Пошли во дворы, еще раз сосчитали деньги – хватало только на пиво. Можно было продать плеер, но они не знали кому, потому что все на мели, а подкатывать на улице к незнакомым – стремно. Двинулись потихоньку на район. Там дешевые ларьки, в них можно купить какое-нибудь палево. По дороге ошманали каких-то пацанов и бухого мужика – все пустые.

– Совсем

бедно люди жить стали, – сказал Агафон. – Раньше уже бы накосили на бутылку…

– Ага, на ресторан! – возразил Гиря. – Забыл, как чуть на зону не загремели?

Чтобы сократить дорогу, они пошли через Лысую гору. Там раньше был барачный поселок, нищета и цыгане, теперь голь перекатную отселили на северную окраину, а здесь построили коттеджи по миллиону долларов. И зовется теперь это место «Шамбала».

– Вот здесь косить надо! – сказал Агафон, но Гиря только носом шмыгнул.

– Тут тебя самого закосят, – прозорливо сказал он. – Интересно, что такое «Шамбала»?

– Рыба такая плоская. Вкусная, зараза!

– А ты ел? – подколол Гиря.

– Контрабас ел и мне рассказывал, – вышел из положения младший брат.

– Контрабас, Контрабас! Никакая это не рыба, а китайская драка с приемами хитрыми. Кто научится, того звали «амбал»!

– Гля!

Они остановились у ограды шикарного особняка. Прутья желтые, словно золотые, с завитушками, за ними на круглой, мощенной плиткой площадке – украшенная разноцветными лампочками и золотыми шарами елка. Дом тоже весь в огнях праздничной иллюминации, а вдоль дорожек горят маленькие фонарики.

– Вот сука! – сказал Гиря. – До Нового года еще жить и жить!

– Ага! – сказал Агафон.

В данном вопросе у них расхождений не было.

– У людей ни копья нету, а он, гад, елку включил! – поражался Гиря душевной черствости хозяина особняка. – Тут дома слабые лампочки жжешь, счетчик заземляешь, каждую копейку бережешь, и ни хрена!.. На самое необходимое – на бутылку, б…дь, не хватает! А он выкобенивается – улицу освещает!

У Гири даже горло перехватило от возмущения.

– Нет, ну ты понял, Агафон?!

Агафон понимал. Он отлично все понимал.

– Так это одного богача хата. Как его… Еврейская фамилия, типа Мудозвона. Я в «Элите Тиходонска» фотки видел: картины на стенах, скульптуры и всякая х. ня. И горшок под кроватью за пятьдесят тыщ долларов. Коллекционер фуев!

Агафон разразился длинной тирадой, которая была, по сути, выдержана в марксистской идеологии, но по форме подкачала: если бы эту речь показывали по телевизору в предвыборной программе коммунистов, то вместо слов зрители бы услышали только сплошные бип-бип-бип…

– У него денег, Гирь, как у тебя перхоти. Мы вот с тобой ломаем голову, как с полбутылки крепляги кайф словить, а он перед сном виски глушит. И не какое-нибудь там первое попавшееся, у него целая кладовка бутылками забита. Как на оптовом складе. Ходит, выбирает, рожу кривит…

– Сука, я ж говорю.

Гиря отошел на пару шагов, окинул оценивающим взглядом витую, в загогулинах, будто и впрямь позолоченную ограду. Потом показал пальцем куда-то вбок.

– Вон, видеокамера за деревом. Видишь?