Антикиллер-5. За своего…
Шрифт:
Сладкая горечь «Жигулей», пузырьки в горле, пузырьки в голове…
Еще по одной?
Время побежало быстрее. Веселее…
Ух!
Вот идут люди по своим делам, никто не оглядывается, всем до лампочки.
Хорошо!
Вот проехал полицейский «луноход». Тихо-мирно – проехал и скрылся…
Зашибись!
Вот завалились в «Подорожник» (это через квартал от «Ноль-Три»), посидели. Никто не показывает на них пальцем, не кричит: «Хватай!».
Гвоздь, который еще недавно мечтал свалить в горный аул, по-хозяйски заметил, что здесь зал хорошо простреливается от входа…
Лопух, без пяти минут оренбургский бомж, обратил внимание на отсутствие камер видеозаписи.
Берц подсчитал количество посетителей, что-то прикинул в уме и пришел к выводу, что здесь они могли бы снять как минимум тысяч сто.
– Все. Замётано, – сказал он, покачивая в воздухе указательным пальцем. – Грачи прилетели и… Что?
– Грачи налетели! – дружно подхватили Гвоздь и Лопух. – Ка-ар! Ка-аррр!!!
Ниндзя
Ящик избивал его, словно выполнял любимую работу, – деловито, привычно, короткими точными ударами – в грудь, в живот, в солнечное, в бок… Будто половик выбивал. Ниндзя, чемпион двора по кун-фу, сопротивлялся только первую минуту. Потом он просто сполз на пол, скрутился кренделем, прижал подбородок к коленям, но и тут они его достали – Мамочка перегнулась через сиденье, дернула за волосы, едва скальп не сняла. Она держала его, а Ящик бил. Потом она озабоченно огляделась:
– Надо уезжать. Люди кругом.
– Людям пофиг, – сказал Ящик.
Он будто завис, никак не мог остановиться.
– Пацан сейчас блеванет или обоссытся. Будешь отмывать.
Ящик ударил еще несколько раз, пока что-то не хрустнуло в груди. И только тогда сказал:
– Ладно. Давай за Светкой. Потом на дачу.
Загудел двигатель. Куда-то поехали. Ниндзя лежал на полу и пытался вдохнуть, а у него ничего не получалось. Внутри что-то не пускало. Глаза полезли из орбит, руки-ноги-пальцы стали выкручиваться, как бешеные, потом ударился головой обо что-то, а может, его ударили – и тогда отпустило. Как хорошо стало, какой восторг, ёханый бабай. Всю жизнь дышал и не замечал, не задумывался, какая это классная вещь.
Все это время они о чем-то переговаривались, ругались. Потом Ящик усадил его на сиденье, поднес к лицу большой ржавый гвоздь и сказал:
– Сиди тихо, пацан, иначе воткну в глаз. В окно не смотреть. Смотри на меня.
В руке у него оказалось яблоко, он стал грызть, а Ниндзя смотрел. Ящик отрывал от яблока большие куски вместе с сердцевиной и семечками, перемалывал своими крепкими челюстями и вытирал тыльной стороной ладони сок. Мамочка посмотрела в зеркало и сказала:
– Жрешь, как свинья.
Она ошибалась. Ящик не похож на свинью. Ниндзя видел в «Планете животных», как львы рвут пойманную антилопу, еще живую – она поднимала голову, изгибая полосатую шею, перебирала передними ногами, а ее кишки уже летели в стороны. Вот примерно так Ящик жрал яблоко.
«А вдруг они каннибалы, как этот маньяк из “Молчания ягнят”?» – подумал Ниндзя. И осторожно перевел глаза в сторону, не поворачивая головы. Тут он с удивлением обнаружил на переднем сиденье Цифру. Она что-то искала в бардачке, потом достала оттуда солнцезащитные
Ехали где-то в районе Северного кладбища. На светофоре рядом остановилась машина, где громко играла музыка. «Последний герой», группа «Кино». Доброе утро, последний герой. Доброе утро тебе и таким, как ты. Доброе утро, последний герой. Здравствуй, последний герой…
Потом выехали за город. Ниндзя считал повороты и запоминал указатели. «Откормочный», «Зарядье», «Боханы». Он никогда не был в этих местах и не слышал таких названий. В фильмах, когда везут заложника на какую-нибудь хату, всегда прячут его в багажник или завязывают глаза. А ему ничего не завязывают. Значит, собираются кончать. Ящик догрыз яблоко и выбросил хвостик в окно. У Ниндзи вдруг скрутило живот.
– Кажется, блевану, – сказал он.
– Попробуй, – сказал Ящик и наставил на него свой ржавый гвоздь.
Наконец они приехали к Ящику на дачу. Дача так себе. Скорее, садовый домик. Раньше здесь был нормальный деревенский дом, но его разобрали, и бревна лежат штабелем под кусками полиэтилена. А вместо него поставили временную коробку из фанеры и сарай для стройматериалов. Рядом вымерший хутор – покосившиеся заборы, полуразвалившиеся хаты. Худое место. Внутри домика тесно и пахнет плесенью. В углу целая гора всякого барахла: пальто, пиджаки, куртки, туфли, сапоги, коробки какие-то… Старьевщики они, что ли?
Ящик долго возился с газовой плиткой, никак не мог подключить баллон. Ниндзю, чтобы не сбежал, посадили на землю у старой яблони, заставили ее обнять и обмотали руки скотчем. Ниндзя, пока они там возились, тоже не спал в тряпку и почти освободился от скотча – возможно, потому что обматывала Цифра. Но немного не успел. Ящик, впрочем, ничего не заметил, чиркнул ножиком по скотчу и повел в дом.
– Кто был с тобой в баре на Платовском?
– Никого. Я один.
– Не свисти, пацан.
– Я честно. Я в такие дела никого не впрягаю…
Ящик вздохнул, посмотрел на Мамочку, потом на Цифру. Мамочка что-то готовила на плите, а Цифра смотрела телевизор. У них на даче старенький квадратный «Горизонт», весь облезлый, и там почти ничего не видно – какие-то мутные фигуры сквозь снег, шипение сплошное – а ей пофиг.
– Да врет, конечно, – сказала Цифра. – Он без Берца вообще никуда. Гвоздь какой-нибудь еще. Они всегда кодлой пузырятся, по одному не ходят. Да перестаньте вы, как дети, честное слово! Выбросьте это ваше поганое ружье в речку и не парьтесь!
– Заткнись, тупица безмозглая! – рявкнул Ящик. – Они экспертизу сделают и привяжут ружье к Степной! И неважно – выброшу я его или нет!
– Не ори на девочку! – неожиданно фальцетом взвизгнула Мамочка. – Это не она пушку в багажнике хранила! И не она бар грабила! Так что разбирайся с этим ублюдком!
Ящик упер локти в колени, положил голову на сжатые кулаки, как будто зверски устал от всей этой хреноты, и спросил, глядя в пол:
– Ты говорил своим придуркам, где ружье взял?