Антиметро
Шрифт:
– Как известно, не боги горшки обжигали, – успокоил жену Артём. – И ты, королева моего сердца – со временем – научишься. В частности, и здесь… Пошли на склады, будем отбирать нужные ингредиенты. Я в кармане у покойной Глаши обнаружил две связки ключей, снабжённых бирками. Кстати, а что у нас с кастрюлями-сковородками?
– Полный порядок, посудные шкафы ломятся – от жести и железа…
Они сделали восемь рейсов, доставив на кухню канистры с питьевой водой и картонные коробки – с рисом, сухим молоком, солью, сахаром, сухофруктами и пакетиками
– Да, очень непростое это дело – быть поваром, – устало отдуваясь, подытожила Таня.
– То ли ещё будет, – пообещал Артём. – Главное, излишне не волноваться и не впадать в отчаянье. В нашей пиковой ситуации это, просто-напросто, глупо. Остаётся, лишь, одно – упрямо и тупо грести вперёд, не обращая внимания на всякие мелочи… Кстати, ты знаешь, что профессия повара считается очень опасной для здоровья?
– Н-не знаю…
– Ожоги, вот, чего надо опасаться! То бишь, необходимо быть максимально осторожной и не расслабляться, даже, на секунду. Кипяток и раскаленный металл – друзья коварные… Ну-ну, только не надо делать таких несчастных и испуганных лиц. Не стоит оно – того… Иди сюда, поцелую – сугубо для повышения бодрости духа…
Рядом раздалось негромкое покашливание.
– Я, конечно, извиняюсь, господа молодожёны, – сообщил чуть смущённый Лёхин голос. – Но, как говорится, дела…
– Что у тебя, капитан? – неохотно выпуская жену из крепких объятий, спросил Артём. – Доволен сменщиком?
– Думаю, что боец Хантер справится… Итак, наши дальнейшие действия, господин военный комендант?
– Ты, Танюша, как я понимаю, решила варить рисовую кашу? А знаешь, что рис – перед закладкой в горячее молоко – надо обязательно промывать?
– Зачем? Шутка такая?
– Какие, уж, тут шутки… Если сварить непромытый рис, то получится ни каша, а самый натуральный молочный клейстер. Проверено на личном опыте! Так что, изволь озаботиться.
– Тогда мне не хватит воды на суп…
– Хорошо, мы с капитаном Никоненко принесём дополнительной водички, но, на этом, и всё. Дальше – уже – сама… Ещё один немаловажный момент. Мы наберём на складе одноразовой посуды – сколько сможем унести – и расставим её рядом с палатками. Сейчас нам, явно, не до мытья обычных тарелок и ложек…
– А когда всё сварится, то, что мне делать дальше? – неуверенно спросила Таня. – Вызывать вас по рации?
– Нет, вызывать никого не надо. Мы будем заняты – до полной невозможности… Разливай суп и жидкую кашу по стандартным семилитровым бидонам-термосам и транспортируй – рейс за рейсом – на перрон. Расставляй термоса рядом с палатками. Пусть профессор Фёдоров кормит больных.
– Ему же одному не справиться! Серая муть, блин!
– Ты поможешь, когда освободишься…
«Нереально, братец, справиться с таким объёмом задач», – засомневался внутренний голос. – «Вас, здоровых, всего четверо, вернее, трое с половинкой. А дел надо сотворить – лучше и не говорить, сколько…».
Разобравшись с водой и одноразовой посудой,
– Затрачено почти два с половиной часа, – взглянув на часы, сообщил Лёха. – А сколько, пардон, тел находится в госпитале?
– Сто тридцать с чем-то.
– Хреновые дела… Ладно, давай, сейчас займёмся туннелями. То есть, телами погибших патрульных…
Ещё через четыре часа они нашли в кладовке рекомендованные Хантером пластиковые мешки, белые гранулы, комбинезоны, маски и перчатки, переоделись.
– Очень жарко! – хмуро оповестил Лёха. – Я уже потею… Покойников – в мешках – таскаем, надеюсь, на плечах? На хрена нам эти носилки? Ладно, засекаем время, надеваем маски и – поехали…
Когда четыре (первые) тела, герметично упакованные в светло-зелёные мешки – в два приёма – были доставлены (по туннелю до платформы, по платформе, по туннелю) в морг, сброшены в штольню и засыпаны слоем белых гранул, Никоненко, в очередной раз бросив взгляд на часы, потерянно огорчился:
– Два тела – двадцать восемь минут, четыре тела – в сумме – чуть больше одного часа, мать его… Тёмный, как у тебя с высшей математикой? Это же получается, что на полную утилизацию тел потребуется – как минимум – тридцать пять часов, не делая скидки на усталость, которая, безусловно, замедляет процесс.… Да, ты посмотри на себя, брат! Шатаешься же от навалившейся слабости… Тут и за трое суток можно не управиться… Чёрт! Нереально это всё! Нереально… Взгляни-ка на платформу. Ну, посмотри же!
По перрону, слегка покачиваясь, шла Татьяна с двумя семилитровыми термосами в руках. Где-то дальше – в светло-красных сполохах – мелькала сгорбленная и бесконечно-усталая фигура профессора Фёдорова.
– Сдохнем мы все тут, командир! Как последние беззащитные цуцики… Губернатором Тамбовской области буду! – выдохнул Лёха. – Надо всё упрощать. Не, понятно, что ты – полновластный военный комендант, но, блин горелый… Если всё и дальше так продолжать, то ничего хорошего не найдём. Лишь – серую муть…
– Чего предлагаешь, новоявленный капитан? – спросил Артём, с трудом веря, что этот хриплый и – по-настоящему – страшный голос принадлежит ему самому. – Что делать?
– Упаковываем покойников в мешки, складываем в ровные штабеля и закрываем госпиталь… Навсегда закрываем и, даже, близко не подходим. Не, я это реально предлагаю, без дешёвого трёпа! Ты, господин военный комендант, сам покумекай, не напрягаясь излишне всякими глупыми и заумными инструкциями…
Предложение было, безусловно, заманчивым. Более того, оно было по-настоящему разумным и почти безупречным. Но, подумав с минуту, Артём объявил: