Антимиры
Шрифт:
И на тропинках заповедных
Последних паутинок блеск,
Последних спиц велосипедных.
И ты примеру их последуй,
Стучись проститься в дом последний,
В том доме женщина живет
И мужа к ужину не ждет.
Она откинет мне щеколду,
К тужурке припадет щекою,
Она, смеясь,
И вдруг, погаснув, все поймет –
Поймет осенний зов полей,
Полет семян, распад семей...
Озябшая и молодая,
Она подумает о том,
Что яблонька и та – с плодами,
Буренушка и та – с телком.
Что бродит жизнь в дубовых дуплах,
В полях, домах, в лесах продутых,
Им – колоситься, токовать.
Ей – голосить и тосковать.
Как эти губы жарко шепчут:
«Зачем мне руки, груди, плечи?
К чему мне жить и печь топить
И на работу выходить?»
Ее я за плечи возьму –
Я сам не знаю, что к чему...
А за окошком в юном инее
Лежат поля из алюминия.
По ним – черны, по ним – седы,
До железнодорожной линии
Сужаясь, тянутся следы.
Первый лед
Мерзнет девочка в автомате,
Прячет в зябкое пальтецо
Все в слезах и губной помаде
Перемазанное лицо.
Дышит в худенькие ладошки.
Пальцы – льдышки. В ушах – сережки.
Ей обратно одной, одной
Вдоль по улочке ледяной.
Первый лед. Это в первый раз.
Первый лед телефонных фраз.
Мерзлый след на щеках блестит –
Первый лед от людских обид.
Поскользнешься. Ведь в первый раз.
Бьет по радио поздний час.
Эх, раз,
Еще раз,
Еще много, много раз.
1959
* * *
В. Бокову
Лежат велосипеды
в лесу в росе,
в березовых просветах
блестит шоссе,
попадали,
крылом –
к крылу,
педалями –
в педали,
рулем – к рулю,
да разве их разбудишь – >
ну хоть убей! –
оцепенелых чудищ
в витках цепей,
большие, изумленные
глядят с земли,
над ними – мгла зеленая,
смола,
шмели,
в шумящем изобилии
ромашек, мят
лежат,
о них забыли,
и спят
и спят.
1963
* * *
Сидишь беременная, бледная.
Как ты переменилась, бедная.
Сидишь, одергиваешь платьице,
И плачется тебе, и плачется...
За что нас только бабы балуют
И губы, падая, дают,
И выбегают за шлагбаумы,
И от вагонов отстают?
Как ты бежала за вагонами,
Глядела в полосы оконные...
Стучат почтовые, курьерские,
Хабаровские, люберецкие...
И от Москвы до Ашхабада,
Остобенев от немоты,
Стоят, как каменные бабы,
Луне подставив животы.
И, поворачиваясь к свету,
В ночном быту необжитом –
Как понимает их планета
Своим огромным животом.
1958
Кроны и корни
Несли не хоронить,
Несли короновать.
Седее, чем гранит,
Как бронза – красноват,
Дымясь локомотивом,
Художник жил,
лохмат,
Ему лопаты были
Божественней лампад!
<