Антишулер

Самаров Сергей Васильевич

— Как долго? Сколько тебе времени нужно, чтобы с мыслями собраться?

— Вечером прием посетителей во сколько начинается?

— С семнадцати.

— К семнадцати и приходите. Не обещаю, что вспомню нечто весомое, но попробую, товарищ полковник, помочь, если смогу. Если бы меня о картах спросили, я бы всю игру того вечера повторил, кто и как играл за нашим столом. А все остальное как-то выпадало из поля моего зрения. Но я могу вспомнить еще и то, что после игры было. Когда все разъезжались.

— Ровно в семнадцать ноль-ноль жду тебя в этом же кабинете, — пообещал полковник…

20

До палаты я добрался самостоятельно, удачно избежав помощи Алексея Васильевича, поймав момент, когда он над

чем-то глубоко задумался, наморщив лоб. Пользовался при этом «костылем», который сам придумал, хотя и не успел запатентовать. То есть я держался двумя руками за «каталку», неторопливо катил ее впереди себя и сам за ней шел. Такой способ передвижения оказался мне вполне по силам.

Ирина сидела на табурете рядом с моей кроватью, читала книгу.

— Ой, что же меня не позвали! — возмутилась она. — Как ты один дошел?

— Пешком… Я на весь город кричал, ты не услышала, — соврал я.

И тут же заметил в изголовье своей кровати прилепленную иконку Богоматери. Догадался, кто постарался, но ничего не сказал и в кровать сел без посторонней помощи, жестом остановив персональную сиделку. Это уже было делом принципа. Она рвалась помогать, но я знал лучше, чем она, свой организм и понимал, что чем больше я буду шевелиться, тем быстрее встану на ноги. Это в возрасте людям отдых требуется. Молодой организм иначе устроен. Молодому организму необходимо, чтобы кровообращение было постоянным и активным. Движение — жизнь.

Но пока мне не движение было необходимо, а как раз неподвижность. Мне необходимо было подумать, вспомнить все, даже самые незначительные мелочи, чтобы помочь Алексею Васильевичу. А помочь ему мне отчего-то очень хотелось. И я прямо сообщил Ирине об этом:

— Извини, меня товарищ полковник сильно озадачил, и мне необходимо серьезно подумать, чтобы кое-что вспомнить. Если можно, я лягу и просто глаза закрою.

Она все поняла и совсем не обиделась. Догадалась, что беседа с полковником ФСБ может любого заставить задуматься. Даже такого легкого человека, как я.

— Я сейчас только «каталку» отвезу и принесу стойку для капельницы. Я тихо. Не помешаю. Доктор прописал тебе капельницу ставить. Я сама после ужина и поставлю. Мне доверяют. Я стойку поставлю и выйду. Мешать не буду. Я бегом… По-спортивному…

— Спортсменка, — сказал я одобрительно. — Ты когда-нибудь спортом занималась?

— В детстве. Фехтованием. У меня хорошо получалось. Ну, я побежала.

Я только кивнул, и она заскрипела колесами «каталки». Странно, когда я до кровати добирался, каталка так не скрипела. Или просто я в свои мысли был погружен и не слышал, или она не так катит.

Улечься на кровати оказалось делом даже более трудным, чем улечься на «каталку». Наверное, потому что кровать в середине, куда я обычно садился, была продавлена многими другими более тяжелыми больными, и отсутствовала удобная опора для рук. И все же я улегся без посторонней помощи. Сразу постарался отключиться и не слушать разговоры ментов в палате, хотя разговаривали они не слишком громко. Каждый старательно изображал страдальца и тихим голосом жаловался соседям — слушать противно. Я только накануне вечером, наблюдая за этими ментами-страдальцами, вспоминал, как нас с первых дней готовили в спецназе ГРУ. Жестко готовили, чтобы боец мог не обращать внимания не только на боль поверженного противника, но и на свою собственную боль, чтобы он не испытывал страха от вида собственной крови, чтобы это только возбуждало его и давало новые силы. Там мужчин «делали», а не ментов…

Слушать чужие разговоры мне не хотелось, тем более разговоры о болячках, и я отключился. Благо отключаться от внешнего шума я умел хорошо. Этому и спорт научил, когда видишь на ковре только противника. И карточный стол, когда ни на что, кроме необходимого, не отвлекаешься, иначе просто забудешь самое простое — даже то, в каком порядке перед очередной раздачей легли карты в колоду, а это обязан любой настоящий игрок помнить.

И стал вспоминать. Я взял у полковника Сапрыкина на раздумья и воспоминания целый день. Но результат появился почти сразу, потому что неувязки в поведении Баринова

сразу выплыли на поверхность. И, в дополнение к ранее осмысленному, я вспомнил реакцию Баринова на мою попытку положить выигранные деньги, которые у меня из карманов чуть не сыпались, в его знаменитый серый «дипломат». Баринов проявил удивительную для него ловкость, чтобы не допустить этого. Я могу предположить, что он сказал правду, будто в «дипломате» были важные документы. Но почему тогда он эти документы оставил под вешалкой в доме Рамазана, когда собирался уезжать? Неувязка была настолько вопиющей, что я сам себе удивился — как раньше не обратил на это внимания.

Несомненно, полковника Сапрыкина этот факт мог заинтересовать. Должно было заинтересовать его и другое. Парни, которым Баринов потом передал «дипломат», по словам директора, должны были ехать с документами в Магнитку. Но уже на следующее утро один из них с пистолетом в руках проник в мою квартиру. Таким образом, если мои подозрения верны, то получается, что убить меня собирались вовсе не из-за моего выигрыша, хотя такие деньги бандитов тоже могли бы заинтересовать и наверняка заинтересовали. Убить меня должны были потому, что я был свидетелем передачи «дипломата» Бариновым парням из «Москвича». А что там было, в «дипломате»? Свидетелем чего я оказался, если даже не видел, что внутри находится? Значит, Баринов мог заподозрить, что я могу сообразить и где-то сболтнуть. Что я мог сообразить? Кому я мог сболтнуть? Что за перестраховка такая, что возникает необходимость свидетелей убирать? Свидетелей убирают только в очень серьезных случаях. А куда уж более серьезный случай, чем ограбление сейфа Рамазана в его же доме? Уголовные авторитеты привыкли сами грабить и очень не любят, когда грабят их. Это наносит болезненный удар по их самолюбию. Мало того, что воры, попавшись, получили бы сроки. Их бы просто уничтожили на «зоне» по одной «маляве» [12] Рамазана.

12

«Малява» (уголовный жаргон) — письмо, переданное по скрытым каналам общения среди заключенных.

Но ведь Баринов постоянно находился за карточным столом рядом со мной!

И что? «Дипломат» Баринову перед самым нашим отъездом передал Арканов. Баринов ждал, что ему принесут «дипломат», и именно потому не хотел брать меня с собой, хотя сам же меня и привез!

А для чего он, собственно говоря, сделал это? Я убедился, что определить шулера он и сам может неплохо. В картах Баринов толк знает. И сам мог даже подсунуть лишнюю карту, чтобы пригласить антишулера. А зачем? Ответ показался очевидным. Необходимо было сконцентрировать общее внимание вокруг карточного стола. Как такого добиться? Только очень крупной игрой. Чрезвычайно крупной, даже для денежных людей. Сам Баринов, в одиночку, создать крупный банк не мог. Не хватало у него умения одному обыграть всех. Возможно, без его умелой сдачи и я бы не сумел такой банк создать. Но сдавал Баринов хорошо. И банк поднялся. И все внимание было, как и предполагалось, сконцентрировано вокруг карточного стола. Это давало возможность вору, которым был скорее всего сам Арканов, действовать без опаски. И он действовал. Кроме того, кажется, человек именно с голосом Арканова звонил мне по телефону, когда я поставил условия Баринову. Мне еще тогда показался голос знакомым. Но я слишком мало знал Арканова, чтобы утверждать это точно. Но доступ к сейфу мог иметь именно он.

План был хорош и был реализован блестяще. Прокол случился только в одном месте. Появился свидетель непонятной операции. И свидетеля этого было необходимо убрать.

Но это значит, что меня в любом случае попытаются устранить, если дело не будет раскрыто. Организовать несчастный случай, который не вызовет подозрения, не так, в принципе, и сложно. И сбежал я, выходит, не напрасно, не доверяя компании Баринова. И вся надежда моя в этой сложной ситуации была на полковника Сапрыкина.

Ирина принесла стойку для капельницы. Только стойку, больше ничего. Я открыл глаза.