Антистерва

Берсенева Анна

Лола подошла к ермоловскому подъезду, начала набирать код и вдруг услышала у себя за спиной:

— К родственникам торопишься? А может, сначала со мной поговоришь?

Она обернулась и увидела Романа Алексеевича Кобольда. Он стоял в двух шагах и смотрел на нее гладкими перламутровыми глазами.

— О чем мне с тобой говорить? — Лола пожала плечами. — О Карамазорском комбинате? По-моему, мы обо всем уже переговорили. Тебе ч го-то непонятно?

— Мне-то как раз все понятно, — усмехнулся он. — А вот тебе, по-моему, не все.

— О тебе — все, —

в тон ему ответила Лола.

Она не удивилась его появлению. Не зря же она только что силком вернула себя в обычную свою жизнь. В ее обычной жизни существовал, в числе всего прочего, и Роман Кобольд, поэтому не было ничего удивительного в том, что он ее нашел. Да ему и нетрудно было это сделать: она сама рассказывала ему о своих родственниках, и их адрес вместе с фамилией значился в журнале, который он выписывал.

— Я уже переговорил с твоей Анной Александровной, — словно предупреждая ее вопрос, сказал Роман. — Она производит впечатление достаточно умной дамы.

— Тебя беспокоит уровень ее интеллекта?

— Меня беспокоит твоя дальнейшая жизнь. Поэтому я попросил ее отменить ваши сегодняшние переговоры.

— Да какое ты… — возмущенно начала Лола.

— Такое право, что переговоры со мной для тебя гораздо существеннее.

— Что для меня существенно, что нет, решать не тебе.

— А я и не собираюсь ничего решать, — пожал плечами Кобольд. — У меня есть для тебя кое-какая информация, и я хочу донести ее до твоего сознания. Если не веришь, что встреча отменяется, можешь позвонить родственнице.

— У меня нет телефона, — сердито сказала Лола.

— У тебя вообще ничего нет. Тебе не кажется, что это глупо? Я считал, у тебя достаточно ума, чтобы обойтись без красивых жестов.

— Что ты называешь красивыми жестами?

— Эффектный побег через окно. Швырянье кредитками. Уход в чем пришла.

Если ты помнишь, я пришла к тебе в платье из — как ты сказал? — да, из бабушкиной скатерти, — напомнила Лола. — Но его я не нашла. Поэтому вполне рационально воспользовалась оплаченным тобой гардеробом. И сняла с твоего счета достаточно денег, так что никакого швырянья кредитками…

— Вот что, — перебил он, — вести такие разговоры в подворотне — как раз красивый жест и есть. Поехали куда-нибудь, все обсудим.

Лола хотела было сказать, что никуда не поедет, потому что обсуждать ей с ним нечего. Но тут она краем глаза увидела, как со стороны Садовой-Кудринской во двор входит Матвей. В ту же секунду она представила, что может произойти, если в его присутствии она станет… А что, собственно, она станет делать? Орать и вырываться из рук Кобольда вряд ли придется… Хотя кто его знает? Ей, во всяком случае, известно, что в стремлении добиться своего Роман Алексеевич способен на многое. И хотя он не похож на обкуренного наркомана, реакцию племянничка на его настойчивость предугадать нетрудно.

— Ладно, поехали, — торопливо сказала Лола. — На беседу с тобой у меня полчаса.

— А больше, скорее всего, и не понадобится, — усмехнулся Кобольд.

* * *

Ресторан

«Лед» на Сретенке был-очень дорогой, поэтому в нем было достаточно мест для уединения. Обедать Лола отказалась, и Кобольд сразу провел ее в зимний сад. Утро было солнечным, а теперь, днем, вдруг пошел снег, и Лоле казалось, что все как-то… сошло со своих мест. Вокруг цвели и благоухали немыслимые тропические растения, за сплошными стеклянными стенами падали крупные снежные хлопья, и ощущение абсолютной нереальности происходящего было от всего этого совершенно отчетливым.

Лола села на стеклянную садовую скамейку. Конечно, скамейка была сделана не из стекла, а из какой-то прозрачной пластмассы, но эффект зачарованного царства она дополняла удачно. На этот эффект здесь работало все. Даже пол в благоухающей галерее был такой, что казалось, будто все яркие здешние цветы растут из тускло-зеленого речного льда. Рядом со скамейкой стояла огромная ваза-аквариум, выстеленная упругими прутьями с маленькими снопиками беби-нарциссов. Ваза смотрелась очень стильно и тоже свидетельствовала о дороговизне дизайна.

— Что ты хотел мне сообщить? — спросила Лола. Роман сел на скамейку напротив и молча смотрел на нее — окидывал с ног до головы знакомым оценивающим взглядом.

— Ты не изменилась, — наконец сказал он.

— Мы не виделись всего два месяца, — напомнила Лола. — Ты думал, я постарею от разлуки с тобой?

— Я имею в виду, когда мы с тобой виделись в последний раз, ты была неплохо упакована, не то что теперь. Но выглядишь и теперь точно так же.

Кобольд был в своем репертуаре. Он совсем не чувствовал, как устроена жизнь, а потому относился к ее внешнему устройству с дотошностью и пугался в мелочах.

Лоле стало смешно.

— Спасибо за комплимент, — сдерживая улыбку, кивнула она. — Это все, что ты хотел мне сказать? Хватило бы и подворотни.

— Да нет, я хотел… — Он вдруг запнулся. Лоле показалось даже, что он покраснел, во всяком случае, под скулой вспыхнуло неровное алое пятно, очень заметное на бледном, как всегда, лице. — В общем, я тогда погорячился. Но ты тоже!.. Сама прикинь: вроде бы только вчера с Младичем познакомилась, а беседуешь, как с родным, под танцы-обжиманцы он тебе на ушко про какие-то совместные дела шепчет… Что я должен был подумать? Тем более, ты мне ведь и правда как раз тогда подвернулась, когда я насчет Карамазора суетился…

— Я это уже слышала, — поморщилась Лола. — У меня не появилось никаких новых доказательств того, что я не занимаюсь промышленным шпионажем.

— В общем, давай возвращайся, — сказал Кобольд. — Проехали и забыли.

Он говорил небрежным тоном, нарочитость которого была для Лолы очевидна. Эта нарочитая небрежность выглядела трогательно; она понимала, что Роман говорит на пределе своей способности извиняться. Да она и сама не чувствовала никакой потребности в том, чтобы он упал перед нею на колени и бился лбом об пол. Они оба не любили эффектных жестов. Они вообще подходили друг другу как нельзя лучше.