Антитела
Шрифт:
И действительно, в последние годы биотехнология и субмикронная инженерия развивались семимильными шагами. Генетикам удалось получить искусственный инсулин, вырастив особые бактерии и позаимствовав у них механизм формирования ДНК.
Корпорация из города Сиракузы, что в штате Нью-Йорк, запатентовала устройство хранения и считывания компьютерных данных, состоящее из кубиков бактериородопсина — белка, подвергнутого генной перестройке. Над различными аспектами этой проблемы работало множество людей. Дэвид был прав: остановить развитие новых технологий не удалось
Однако Дорман точно знал, что кое-кто в правительстве занимается именно этим. И невзирая на все заранее составленные планы, соглашения и обещания, эти люди не дали Дорману времени скрыться.
Когда Дэвид побежал к телефону сообщить жене о нападении и грозящей ей опасности, Дорман не смог найти в лаборатории ни единого работоспособного образца наномашин, только модели — обладавшие сомнительными свойствами прототипы, которые с переменным успехом использовались в лаборатории для опытов над животными, пока Дэвиду и Дорману не удалось добиться успеха с собакой. И все же прототипы функционировали, действовали… во всяком случае, до определенной степени. Дорман решил прибегнуть к их помощи.
Сверху донесся звон разбитого стекла, леденящие душу вопли зазвучали совсем рядом, и Дорман понял, что медлить больше нельзя.
Прототипы были последней надеждой, иных средств под рукой не оказалось. В конце концов, модели неплохо зарекомендовали себя в лабораторных опытах над крысами, да и пес чувствовал себя превосходно. К тому же у Дормана попросту не имелось иного выбора. Он должен был рискнуть. Его охватили страх и неуверенность. Если он сделает то, что задумал, обратного пути уже не будет. Он не сможет отправиться в аптеку и купить противоядие.
Вспомнив о том, как эти люди предали его, обрекли на смерть, и все ради того, чтобы скрыть свои неприглядные делишки, Дорман наконец набрался решимости.
Он добавил активирующий гормон в жидкость-носитель, после чего хранящиеся в ней наномашины должны были приступить к самонастройке, адаптируясь к условиям окружающей среды.
В вестибюле лаборатории с мягким фырканьем взорвалась бутылка с зажигательной смесью, и тут же затопали бегущие шаги. Дорман услышал приглушенные голоса, спокойные, уверенные голоса профессиональных убийц, являвшие собой полный контраст ритмичным гневным воплям, доносившимся снаружи, где, по сведениям Дормана, должна была собраться толпа демонстрантов.
Он торопливо и беззвучно сделал себе укол. Мгновение спустя рядом с ним возник Дэвид Кеннесси. Теперь руководитель лаборатории выглядел испуганным, и для этого у него были все основания.
Один за другим прогремели четыре выстрела. Пули угодили Кеннесси в грудь, швырнув его спиной на лабораторный стол. Потом здание «Дай-Мар» мгновенно охватило пламя. Пожар распространялся куда быстрее, чем мог представить себе Дорман.
Он попытался бежать, но пламя настигло его, окружая со всех сторон. Раздался второй взрыв, и ударная волна припечатала Дормана к бетонной стене подвала. Лестница превратилась в сплошной поток огня, лизавшего его кожу. Глядя на свою пузырящуюся плоть, Дорман
Он очнулся от собственного крика, лежа под мостом. Эхо его вопля, отразившись от водной глади, еще долго витало среди перекрытий над головой Дормана. Он с трудом поднялся на ноги. Глаза постепенно привыкли к сумрачному лунному свету, проникавшему сквозь облачный покров. Тело корчилось в судорогах. Дорман чувствовал, как по коже бегают желваки, извиваясь и бурля по собственной воле.
Он стиснул зубы, плотно прижал локти к ребрам и попытался взять себя в руки. В холодном воздухе ощущался металлический привкус, напоминавший запах горящей крови.
Дорман опустил глаза и посмотрел на парапет набережной, где он только что спал, мучимый кошмарами. На каменной плите, распластав крылья, лежали пять мертвых голубей. Их перья были встопорщены, глаза остекленели. Из открытых клювов высовывались, маленькие язычки, сочившиеся кровью.
Дорман смотрел на трупы птиц, его желудок сводило спазмами, а к горлу подступала тошнота. О том, что натворило его тело, как и когда он утратил над ним власть во сне, знали только голуби.
Серое перо взвилось в воздух и беззвучно спланировало на тротуар.
Дорман, спотыкаясь, бросился прочь, поднимаясь вверх к проезжей части. Он должен покинуть Портленд и найти пса, пока еще не поздно.
Центральный почтамт.
Милуоки, штат Орегон.
Среда, 10:59
Малдер стоял рядом со Скалли в зале центрального почтамта, отнюдь не чувствуя себя серым и неприметным. Они прохаживались по помещению, пристраивались к очередям, потом вновь возвращались к стойке и заполняли никому не нужные бланки. Почтовый служащий, дежуривший за стойкой, бросал на них подозрительные взгляды.
Все это время Скалли и Малдер не спускали глаз со стены, у которой выстроились пронумерованные абонентские ящики, похожие на игрушечные тюремные камеры. Особым их вниманием пользовался ящик номер 3733.
Всякий раз, когда в почтамт входил очередной клиент и направлялся к нужной секции ящиков, Малдер и Скалли обменивались взглядами, напрягались и тут же успокаивались — клиенты
либо не соответствовали словесному портрету, либо останавливались у другого ящика, а то и вовсе проходили мимо, не обращая внимания на агентов ФБР.
В конце концов после полутора часов безрезультатного наблюдения тяжелая стеклянная дверь распахнулась, и появившийся на пороге высокий сухопарый мужчина двинулся прямиком к ящикам. У него было худое лицо, запавшие глаза и высокие скулы. Тщательно выбритая голова сияла, как будто он каждое утро надраивал ее мебельной политурой, зато подбородок щетинился черной жесткой бородой.
— Скалли, это тот самый человек, — сказал Малдер. Знакомясь с делом Альфонса Гурика, он видел его фотографии, снятые с самых разных ракурсов, но тогда Гурик носил длинные волосы, а бороды у него не было. И все же Малдер его узнал.