Антоллогия советского детектива-40. Компиляция. Книги 1-11
Шрифт:
Вопрос можно было бы считать исчерпанным, если бы через день в Таврический дворец не прибыл подарок Потёмкину от графа Шереметева — кусковский мебельный гарнитур. Феоктист Феоктистович опять пригласил де Беркеса. Тот вновь поскрёб ногтём полировку, посидел в кресле, на пуфе, глянул в зеркало и вновь заявил, что готов проткнуть шпагой каждого, кто усомнится в подлинности этой мебели…
Феоктист Феоктистович почесал в затылке. Будучи дворецким князя Таврического, он, как и положено хорошему дворецкому, усвоил не только привычки, но и взгляды своего господина. Поэтому,
И через неделю в той же комнате вокруг выставленных там мебельных гарнитуров собрались самые уважаемые петербургские краснодеревщики. Был среди них и крепостной графа Шереметева Никодим Егорович Беспалов, который, находясь на оброке, содержал в столице мебельное заведение. Беспаловские кресла, стулья, столы да комоды отличались деликатностью работы, красотой и изяществом. Таких мебелей и в Европах поискать!
Никодим был ещё несмышлёнышем, когда граф послал его вместе с тремя другими своими краснодеревщиками во Францию учиться мебельному делу. Пять лет без малого провёл там Беспалов. И во многом преуспел, постигая секреты хитрого мастерства. Поговаривали даже, что король французский самолично его работу отметил и повелел в королевские столяры зачислить да только граф Шереметев на то своего согласия не дал.
Много во Франции видел Беспалов всяческих мебелей, видел и работу знаменитого Буля, потому Феоктист Феоктистович и возлагал на него особые надежды. Уж кому-кому, а Беспалову и карты в руки.
Уважительно поглядывали на Беспалова и другие мастера, что, дескать, скажет Никодим Егорович, так тому и быть. Кто лучше его во французских мебелях смыслит?!
Беспалов осмотрел дотошно один мебельный гарнитур, потом так же дотошно другой.
С ответом он не спешил, медлил.
— Что скажешь, Никодим Егорыч? — спросил дворецкий.
Беспалов помолчал, а потом решительно указал на мебельный гарнитур, привезённый в Петербург из усадьбы Шереметева.
— Буль. Подлинный, понеже лучше разве что сам господь сотворит.
— Дивная работа, — согласились краснодеревщики.
Итак, один гарнитур оказался подлинным, а другой искусной подделкой. Всё стало на свои места.
Но в тот самый момент, когда дворецкий Потёмкина, с облегчением вздохнув, подумал, что теперь может обо всём отписать князю, из толпы мастеров робко выдвинулся лысенький хлипкий старичок и, шамкая, спросил дозволения понюхать мебель.
— Чего-чего? — переспросил ошарашенный дворецкий.
— Понюхать, — повторил старичок.
— Нюхай, коли желание такое имеешь, — пожал плечами Феоктист Феоктистович, который привык всегда и во всём уважать старость.
Старичок понюхал столик, за которым герцогиня Орлеанская съела, по преданию, пятьдесят семь пирожных, пуфы, делающие элегантными недотёп-кавалеров. Словно идущий по
«Спятил, совсем спятил», — шептал про себя Феоктист Феоктистович, в ужасе прижимая к груди руки.
Наконец старичок будто бы притомился. Разогнулся, держась за поясницу, промакнул большим пёстрым платком вспотевший лоб. Отвечая на вопросительные взгляды краснодеревщиков, кивнул головой и удовлетворённо улыбнулся провалом беззубого рта.
— Припахивает, припахивает, — прошамкал он. — Чешночком да рыбкой припахивает.
— Врёшь! — вскинулся Беспалов.
— В молодошти во врунах не ходил, а в штарошти оно и пождно.
— Всё одно врёшь! Не может быть того!
— Вот-те крешт! — схватился старичок за шнур нательного крестика. — Не веришь — шам нюхни.
— И нюхну, — сказал Никодим Егорович.
— И нюхни! — петухом выгнул тощую шею старик.
Когда сам Беспалов стал обнюхивать мебель, Феоктист Феоктистович окончательно потерял дар речи. Старость, она, известно, не радость. Со старого да с малого какой спрос? Но чтоб всеми уважаемый мастер до такого безобразия дошёл — это никак не укладывалось в голове дворецкого. Светопреставление!
— Што теперя, Никодим Егорович, шкажешь? — спросил старик у Беспалова, когда тот наконец-то закончил со своим странным занятием и отошёл от гарнитура.
Беспалов только руками развёл сконфуженно, дескать, а что тут скажешь? Всё верно: и чесночком, и рыбкой припахивает…
— Ну и что из того, что пахнет чесноком и рыбой? — спросил ничего не понимающий дворецкий.
— А то, — ответили ему, — что все эти мебеля — и те, что Григорий Александрович Потёмкин князь Таврический в Петербурге изволили купить, и те, что им из Кускова граф Шереметев прислали, — самой что ни на есть русской, а не парижской или ещё какой работы. И смастерили их не сто лет назад, к примеру, а никак не больше ста дней. Да и того много.
— Выходит, фальшь? — схватился за голову дворецкий.
— Фальшь, Феоктист Феоктистович.
— И то фальшь, и это?
— И то и это, Феоктист Феоктистович, — вздохнул Беспалов. — Промашку дал я, не без того. Ведь и на старуху проруха бывает. Всё тут русской работы, хотя до удивительности с прославленным мебельным гарнитуром французского великого мастера Буля сходство имеет. Так мыслю, что на глаз и сам Буль не отличил бы, в великое затруднение пришёл бы сей мастер.
— Верно, — согласились другие краснодеревщики.
— А как же вы, так сказать, всю подноготную суть этих мебелей унюхали? — заинтересовался дворецкий.
Оказалось, что отличить русскую мебельную работу от иноземной, ежели работа не очень давняя, на нюх порой легче, чем на глаз. И секрет тут не в чём ином, как в клее. Самый лучший клей — это рыбный клей карлук. Ни во Франции, ни в Голландии, ни в Англии, ни у немцев этого клея не делают. А варят его только в России из осетровых пузырей, плавников да хрящей. Клей карлук, или, как его ещё именуют, курлук, вид собой имеет почти что прозрачный и отсвечивает перламутром.