Антология «Битлз»
Шрифт:
Джон: «Мы пресытились концертами. Не могу представить себе причину, по которой мы вновь согласились бы отправиться в турне. Мы по-настоящему устали. Турне потеряли для нас всякий смысл. Мы понимали, что это несправедливо по отношению к поклонникам, но должны были думать и о себе (67).
Мне жаль, что люди не видят нас живьем. Может быть, они и не понимают, что им нас недостает, потому что они не слышат нас, а ведь им наверняка бы понравилось. Мне жаль их (64).
По прошествии некоторого времени мне показалось, что у нас наступили школьные каникулы. Когда нет работы, сразу вспоминаешь о том, что можно и посмеяться. Такие моменты предвкушаешь. Пока тебе не становится
Музыки не было слышно. Чем-то это напоминало паноптикум: главное зрелище — сами «Битлз», а музыка была совершенно не при чем» (69).
Нил Аспиналл: «Осенью 1966 года я вместе с Джоном отправился на съемки фильма «How I Won The War» («Как я выиграл войну»). Пока Джон снимался, я изображал труп солдата, одетого, согласно сюжету, в желто-оранжевую униформу.
Мы снова вернулись в Гамбург, потому что некоторые эпизоды снимали в его окрестностях. Было по-настоящему приятно оказаться в Гамбурге вместе с Джоном, без фанов, концертов и остальных «Битлз». Мы обошли все знакомые места и магазины. На это мы потратили целый день, а потом поехали поездом в Париж.
Еще мы снимались в Испании. Там, на пляже, Джон, написал песню «Strawberry Fields Forever» («Земляничные поля навсегда») и сыграл ее мне».
Джон: «Мы были в Альмерии, мне понадобилось шесть недель, чтобы написать эту песню. Я писал ее все время, пока снимался в фильме. (Все, кто когда-нибудь снимался в кино, знают, что на съемках частенько приходится подолгу бездельничать.) Где-то у меня хранится ее оригинальный вариант — тот, где песня еще не приобрела своего психоделического звучания.
Как артист я всегда пытаюсь выразить себя, показать самого себя, а не кого-то другого. Если бы я знал себя хуже, я бы и выражал себя хуже, вот и все.
В песне «Strawberry Fields» я говорю: «Нет, я всегда знаю, что я — это я» — и что-то в этом роде, а потом будто зову на помощь. Я пытался описать самого себя, свои чувства, но я не был уверен в том, что именно я чувствую. Поэтому я говорил: «Иногда — нет, всегда — я думаю: это происходит на самом деле, но…» Но я объяснял это сбивчиво, потому что не был уверен в том, что я чувствую на самом деле. А теперь я уверен: да, вот что я чувствую — мне больно, вот о чем она. Теперь я могу выразить себя (70).
Второй куплет начинается со строчки: «Я одинок на своем дереве в этой пустыне…» Этим я пытаюсь сказать: «Никто не чувствует того же, что и я, значит, я или сумасшедший, или гений». Та же проблема встала передо мной, когда мне было пять лет (80).
На самом деле «Strawberry Fields» — психоанализ, положенный на музыку. Думаю, в большинстве своем анализы симптоматичны, в них ты просто говоришь о самом себе. Мне это ни к чему, потому что о себе я постоянно говорил с журналистами. Мне не хватало времени на психиатров и им подобных, потому что все они ненормальные.
Вместо того чтобы сдерживать чувства или боль, почувствуйте их, не оставляйте на потом. Думаю, все люди слишком замкнуты. Я не встречал никого, кто не сдерживал бы боль, которую испытывал с детства, с рождения. Почему нам нельзя просто выплакаться? Лет в двенадцать нас отучают плакать: «Будь мужчиной». Но какого черта? И мужчинам бывает больно» (70).
Нил Аспиналл: «Однажды ночью разразилась гроза, все смыло в море, дороги развезло. А когда они высохли, на них образовались колеи. Мы возвращались откуда-то в черном «роллс-ройсе» Джона, в магнитофоне стояла кассета Дилана, но мы включили ее через наружный динамик, так, чтобы песня
Пока Джон был в Испании, остальные занимались своими делами. Пол работал над музыкой к фильму «The Family Way» («По-семейному»). Джордж находился в Индии.
Ринго приехал в Испанию, когда мы с Джоном были там. Вместе с ним явился еще один парень с коробкой шоколадных конфет, начиненных марихуаной. Он открыл ее и сказал: «Мы с Брайаном аккуратно уложили ее для вас». И тут все, содержимое высыпалось из коробки прямо на ворсистый ковер — вот спасибо!»
Ринго: «В конце 1966 года, когда Джон снимался в фильме «How I Won The War», я отправился к нему в Испанию, потому что ему было одиноко. Мы старались поддерживать друг друга.
Мы с Морин решили остаться с Майклом Кроуфордом, который вместе с Джоном снимался в фильме; каждые пять или шесть дней нам приходилось перебираться в новый дом, потому что с ним вечно что-нибудь было не так. Это раздражало сильнее всего, к тому же стояла дикая жара.
В 1965 году мы с Морин купили дом в Уэйбридже. Там жил и Джон, а Джордж — в Эшере, в пяти милях от нас, так что все мы в конце концов очутились в одном и том же районе, и, по-моему, это было здорово. К тому времени у нас с Морин уже родился Зак, и, когда мы жили в Лондоне, он редко бывал на свежем воздухе. К тому же теперь мы стали настоящей семьей — пришло время переселиться на новое место.
Мы обратились в фирму, занимающуюся ремонтом и отделкой домов, и подумали: «Мы купим ее — тогда они все сделают как надо!» Так я стал партнером фирмы «Бриклей Билдинг», которая выполнила все ремонтные работы в моем доме, — я думал, это обойдется дешевле. Подрядчик каждый вечер готовил нам ужин, потому что только он умел готовить еду, — Морин к тому времени еще не научилась.
Так у нас появился дом, но, купив дом и обставив его, я, наверное, совершил самую большую глупость в своей жизни. Я купил его за тридцать семь тысяч фунтов стерлингов — в те времена это было целое состояние. К тому времени, как отделка была закончена, я потратил на дом в общей сложности девяносто тысяч фунтов, а потом мы продали его за сорок семь тысяч. А еще в ту же строительную фирму обратился Джордж Харрисон — и до сих пор не заплатил по счету, черт возьми! (Шутка.)
Я по-настоящему радовался отдыху в 1966 году, свыкнувшись с мыслью: «Ладно, хватит колесить по свету, надо уделить внимание жене и сыну». Теперь у меня появилось время и для других дел».
Джон: «Я постоянно ждал повода выйти из «Битлз» с тех пор, как в 1966 году начал сниматься в фильме «How I Won The War». Но, видите ли, мне не хватало смелости. Потому что я не знал, куда идти. Я помню, почему решил сниматься. Я согласился потому, что турне «Битлз» прекратились, и я не знал, чем себя занять. Вместо того чтобы вернуться домой и побыть с семьей, я сразу уехал в Испанию с Диком Лестером, потому что уже отвык от постоянного пребывания на одном месте. Тогда я впервые задумался: «Господи, что же делать, если на этом все кончится? Чем заняться? Без этого нет жизни». Тогда-то я и задумался о том, чтобы выйти из группы до того, как меня вышвырнут из нее. Но я никак не мог ступить за порог построенного нами же дворца, потому что мне было слишком страшно.