Антология исторического детектива-18. Компиляция. Книги 1-10
Шрифт:
В ходе спектакля мужчина сунул «барышне» в руку какую-то бумажку, и эту бумажку «барышня» постаралась по возможности незаметно спрятать в ридикюль. Далее пути мужчины и «барышни» разошлись: он пошел в сторону Николаевской набережной, она — переулком к Академии художеств. Ввиду малолюдства проследить и дальше ни за ним, ни за нею не представлялось возможности.
Чрезвычайная ситуация требовала чрезвычайных мер. Тем же вечером, несмотря на явно неурочный час и на отсутствие каких-либо законных оснований, Можайский, в сопровождении нескольких офицеров и чиновников своего участка, а также — Инихова и двух полицейских надзирателей, явился прямо на квартиру Гориной, помещавшейся в том же доме, что и чайная.
Сказать, что
— Господа, это неслыханно! В чем вы можете ее подозревать или упрекнуть? Безупречная особа!
— Анна Сергеевна, голубушка, — Можайский усадил Горину на ее же стул и уселся рядом, — позвольте об этом судить нам. Просто расскажите, кто она и… что.
При определении «что» на лице Анны Сергеевны выразилось было возмущение, но, как ни странно, оно тут же сошло, уступив место задумчивости. Потянулись секунды молчания. Можайский Горину не торопил.
Наконец, когда молчание, казалось, уж слишком затянулось, Анна Сергеевна заговорила:
— А знаете, сударь, возможно, что вы и правы. И как это я сразу не обратила внимания? Точнее, обратить-то обратила, да вот значения не придала!
— Уверен: ваша наблюдательность, сударыня, сделает честь очень многим. Но продолжайте, прошу вас!
— Появилась барышня — зовут ее, кстати, Анутиной Ольгой Константиновной… — Инихов и Можайский переглянулись. — … а проживает она у Кенига. Во всяком случае, именно к Кенигу и на это имя она просила меня адресовать счета: Ольга Константиновна не всегда расплачивается сразу; бывает и так, что я за неделю-другую накапливаю счет и…
— Я понял Вас, Анна Сергеевна. И?
— Ах, да, прошу меня извинить: моя бухгалтерия, — слово «бухгалтерия» Горина произнесла с забавно-кокетливым ударением на предпоследний слог, — вас, конечно же, не должна интересовать. А вот что заинтересует вас совершенно точно, так это странности с ее братом.
— У нее и брат есть? — Инихов и Можайский опять переглянулись.
— По крайней мере, именно так она представила мне молодого человека, пришедшего вместе с ней в мою чайную где-то с год назад. То есть, получается, приблизительно месяцев через шесть или семь после ее собственного первого у меня появления. И, надо сказать, определенное семейное сходство в них точно было! Поэтому, возможно, я и поверила в их родство, хотя буквально несколько месяцев назад мне следовало бы в этом усомниться.
— Почему же?
— Когда Ольга Константиновна привела молодого человека в мою чайную, одет он был подобающе, под стать самой Ольге Константиновне. Иными словами, как молодой человек из хорошей семьи и со средствами, уж точно достаточными на портного и приличные, извините за эту подробность, носовые платки. А ведь именно по платкам человека можно многое о нем узнать. Дешевые платки и дорогой костюм… — Слово «костюм» Анна Сергеевна произнесла с кокетливо-нарочитым выговором буквы «о». — Да, господа, дешевые носовые платки и дорогой костюм свидетельствуют о том, что человек старается пустить пыль в глаза; одевается не по средствам. И это…
— С вами трудно не согласиться, Анна Сергеевна, но что же дальше?
Но Анна Сергеевна, похоже, оседлала, как кто-то когда-то выразился, своего любимого конька и слезать с него не спешила:
— Возможно, вы мне возразите: мол, обувь куда более в этом плане разговорчива. Но я не соглашусь. Обувь может что-то дополнить к образу в целом, но судить исключительно по ней одной — большая ошибка. Помню, читала я одну занимательную брошюру, — слово «брошюра» Горина произнесла и с выговором «о», и с нарочитым грассированием, и с подчеркнутой «ща» вместо «шэ», — автор которой сделал сразу два ошибочных вывода: один — на предмет имущественного состояния некоего
— Автоматизма?
Можайский безнадежно вздохнул, а сделавший подсказку Вадим Арнольдович густо покраснел под гневным взглядом Инихова.
— Вот-вот, точно! До автоматизма. Вы совершенно правы, господин коллежский секретарь.
— Анна Сергеевна…
— Минуточку терпения, князь, только одну минуту: уверяю вас, всё, что я говорю, имеет самое непосредственное отношение к интересующему вас предмету!
— О, я ничуть не сомневаюсь, но…
— Так вот. — Решительность Анны Сергеевны начинала пугать. — Ботинки лорда, дважды или трижды отдававшиеся в починку, свидетельствуют лишь о его, лорда этого, патологической скупости. Мне очень хорошо известны такие люди: они никогда не оставляют «на чай» половым, но требуют при этом наилучшего обслуживания. А их заказы ограничиваются скромным выбором, почти не дающим нам, владельцам чайных, никакого дохода. Далеко и ходить не надо: вам, конечно, известен действительный статский советник Антохин, профессор, очень состоятельный человек, проживающий в собственном доме. Он ежедневно — за вычетом суббот и воскресений — обедает у меня, являясь в поношенном костюме, траченной молью шляпе и совершенно расхристанной обувке. Прекрасный человек! Обходительный. Но требовательный и скупой до неприличия.
Можайский вздохнул: он действительно знал профессора Антохина и знал, насколько тяжело приходилось этому человеку, обладавшему dejure значительным, но defacto запутанным и совершенно расстроенным состоянием.
Между тем, Анна Сергеевна продолжала:
— А дама была, уж извините за это слово, не вырядившейся под барышню особой низшего звания, а су… фражеткой!
Можайский невольно отшатнулся. Инихов вздрогнул всем телом. Вадим Арнольдович Гесс приоткрыл от изумления рот, а следователь нахмурился. Даже оба полицейских надзирателя — люди не слишком образованные по части современных веяний женских умонастроений — видимо растерялись.
— Не хочу сказать, что интересующая вас особа — из этих, из суфражеток. Даже наоборот: по всему — я хочу сказать, оценивая всё совокупности…
Инихов решительно подошел к сидевшему возле Гориной Можайскому и, улыбнувшись владелице чайной, сказал:
— На два слова, Юрий Михайлович, прошу вас.
Можайский встал со стула и отошел с Иниховым к двери.
— Вам не кажется, что эта… чайница, прости меня, Господи, над нами издевается?
Можайский ответил задумчиво, склонив голову к плечу:
— Она, похоже, действительно не торопится рассказать нам все, что знает. Медлит и водит нас кругами. Но и не лжет. Вопрос лишь в том — почему?
— А на мой взгляд, Юрий Михайлович, она просто смеется над нами!
— Нет, Сергей Ильич, нет, вы не правы. — Можайский бросил быстрый взгляд на Горину. — Тут что-то другое. Не могу понять пока, что, но определенно не злой умысел. Во всяком случае, не умысел против нас. Если бы Горина хотела нас обмануть или даже на ложный след какой навести, ей бы не составило труда взять с места в карьер и наплести нам кучу корзин небылиц. Посмотрите на нее… да не в прямом смысле, Сергей Ильич!.. ведь это — ловкая особа, правда? Суфражистки, брошюры, лорды, ботинки… даже профессора Антохина припомнила и в оборот ввела! Зачем? Полагаю, она тянет время.