Антология исторического детектива-18. Компиляция. Книги 1-10

Хорватова Елена Викторовна

— Почему вы здесь, а не на посту? — резко спросил он.

Дворник ответил незамедлительно:

— Еще утром пришло распоряжение не высовываться: облава!

— Ах, да! — припомнил Михаил Георгиевич [668] . — Конечно! Но разве она еще не закончена?

— Да Бог ее весть… но приказа вернуться на службу еще не поступало!

— Странно…

— Да. Но вы же понимаете…

Михаил Георгиевич кивнул: дворник, разумеется, не мог самовольно нарушить прежнее распоряжение только потому, что видел — породившая его причина исчезла! Он должен был ждать формальной отмены приказа.

668

См.

«Можайский — 1: Начало». На Сушкина минувшей ночью было совершено покушение и сохранялась вероятность нового, поэтому — для задержания всех подозрительных лиц, какие могли бы оказаться около дома Ямщиковой — было выставлено оцепление из полицейских чинов, тогда как дворникам велели «отступить» со своих «позиций». Облава закончилась ничем, оцепление сняли, но дворникам попросту забыли отдать новое распоряжение — вновь и в обычном режиме заступить на службу. В конечном итоге именно это упущение привело к большим неприятностям.

— А где же ваша собачка? — спросил между тем дворник, обрывая задумчивость доктора.

— Да вот же она! — Михаил Георгиевич отвернул воротник, из-за которого немедленно показалась недовольно пыхтевшая мордочка Линеара: Линеар по-прежнему не понимал, почему его, уже вкусившего было — ароматом великолепного молока — долгожданный обед, так и не накормили.

— Ути-ути-ути… — залепетал дворник. — Махонький-то какой!

— Совсем крошка! — подтвердил Михаил Георгиевич.

— М-да… жаль бедолагу! Но вы не серчайте на нашего брата: работа у нас такая. А в каждой — вы знаете — работе есть и не самые приятные моменты!

Михаил Георгиевич искоса бросил на дворника взгляд, но тот, похоже, говорил искренне.

— Да, Михаил Георгиевич, неприятно это — гнать из собственной подворотни несчастные существа, да еще прямиком на фургон городского подрядчика собак [669] ! Ведь тоже твари Божьи… а что же делать? Требование такое!

Михаил Георгиевич снова прикрыл Линеара воротником и, не желая выслушивать страшные подробности — он и без дворника был о них осведомлен, — вернулся к первопричине:

669

Так назывался человек, проводивший облаву на бездомных собак. Облавы были согласованы по времени их проведения и в обязанности дворников действительно входило выгонять приютившихся по дворам собак прямо к фургону.

— Так что же ферма? Проводите?

Дворник на секунду-другую замялся как будто в нерешительности, а потом признался:

— Проводить-то, конечно, могу, да только зря время потеряете!

— Это еще почему?

Дворник рассказал Михаилу Георгиевичу о визите в лавку санитарного инспектора: такое происшествие никак не могло остаться без его внимания. Рассказал он и то, что ферму закрыли «на всякий случай»:

— Новшества там изрядные, не каждому по душе. Побоялся Петр Васильевич, что к нему претензии будут, вот и решил: закрыться на день от греха подальше! А там уж видно будет — не каждый же день этот гад сюда шляться повадится… ног ему никаких не хватит! Да и занятия повыгодней у него — к гадалке ходить не надо — имеются.

Эта новость многое объяснила Михаилу Георгиевичу — в частности, почему его так нелюбезно приняли в лавке, — но в то же время повергла в уныние:

— Что же делать? Линеара нужно накормить!

— Линеара? — не понял дворник.

— Это его так зовут… — доктор осторожно похлопал себя по груди: там, где под пальто притаился щенок.

— Ах, вот оно что… — во взгляде дворника

промелькнула лукавая усмешка. — Линеар стало быть… ну так, конечно, да: Линеара нужно покормить!

— Но если ферма закрыта…

— А вы на ферму вдовы ступайте: та еще точно работает!

— Говорят, товар у нее… не очень?

— Что правда, то правда. Дрянь, откровенно сказать, товарчик!

— Зачем же тогда советуете?

— А выбор какой?

И тут, наконец, Михаила Георгиевича осенило:

— А может вот как поступим? Я денег дам, а вы в лавку сходите? Вас-то они не погонят…

Но дворник только головой покачал:

— Да мы и вместе могли бы сходить: не в этом затруднение. Затруднение в том, что нет у них ни молока, ни сливок. Ирод — инспектор этот — работать не дал: ферма закрылась, поставок не было. Только те, что с самого утра успели принести, но это молоко давно уже продано.

— Да, — расстроенно пробормотал Михаил Георгиевич, — о сливках они и сами предупредили, но молоко…

— Нет и его, поверьте! — дворник махнул рукой в сторону окошка своей каморки. — С час назад Алтуфьева из седьмого последний бидон купила. Сам видел: прошла мимо, несла бидон и страшно ругалась… то есть, слов-то я, разумеется, не слышал, но она всегда страшно ругается, если что не по ней. А тут — понятно: молоко из лавки ей не по карману, на ферму она прямиком ходит. Но сегодня… эх… детишек у нее шестеро, погодки. Без молока не оставишь!

Михаил Георгиевич приуныл: всё складывалось не в его пользу. И даже хуже: теперь уже и к Сушкину не было смысла подниматься с просьбою прикупить в лавке молока. Надеяться же на то, что у репортера в доме и без того имелись запасы такого рода продуктов, не приходилось: репортер славился любовью к еде и выпивке, но только не к сливочно-молочной диете! Да и какие запасы могли быть в те времена, о которых мы взялись живописать? Когда до создания первого бытового электрического холодильника оставалось еще добрых одиннадцать лет, а широко применявшиеся в домах устройства, заполнявшиеся льдом, — этакие наследники «ледников» минувших эпох — были предназначены для хранения, в первую очередь, мяса? Кроме того, львиную долю «на рынке» молочной продукции занимали непастеризованные молоко и сливки, что — с холодильником ли, без — резко ограничивало срок их хранения. Молоко и сливки старались употреблять тут же: купил и выпил. А сами покупки осуществлялись ежедневно; чаще — по утрам. И тот факт, что на ферме Петра Васильевича имелась линия пастеризации, в этом смысле ничего не менял. Тем более что сам Петр Васильевич пастеризованную продукцию реализовывал не окрест, а туда, куда без оной технологии поставить ее было бы невозможно.

И все же кое-какая надежда пробилась лучиком света в мрачные размышления Михаила Георгиевича:

— Скажите, — оживая, подступился он к дворнику, — но коров-то доили?

— Конечно!

— А если молоко не поставили в лавку, куда же его дели?

Дворник задумался, а потом пожал плечами:

— Скорее всего, в чаны слили.

— Что еще за чаны? — не понял Михаил Георгиевич.

Дворник, вообще к Петру Васильевичу относившийся очень уважительно, но к его новшествам — с опаской, нахмурился:

— Есть такие на ферме. В них молоко подогревают. На мой взгляд, пустая трата времени и порча продукта: это же надо — подогреть, но не вскипятить, охладить и… кипяченое-то — гадость, а уж такое…

— Пастеризация! — осенило Михаила Георгиевича.

— Вы пробовали? — Дворник явно не понял мудреного слова и, пропустив его мимо ушей, зацепился за сам восторг, явственно отразившийся в восклицании доктора. — Неужели понравилось?

Михаил Георгиевич покачал головой:

— Слышал, но не пробовал. Впрочем, говорят, на вкус пастеризованное молоко ничем не отличается от обычного!