Антология исторического детектива-18. Компиляция. Книги 1-10
Шрифт:
— Чем могу быть полезен, мадам? — устало осведомился он.
Ну что ж, все когда-нибудь кончается, и долгое ожидание тоже. Я встала со своего стула и с достоинством объяснила, что разыскиваю служащую фирмы господина Крюднера, мадемуазель Танненбаум.
— Прошу вас, — управляющий сделал гостеприимный жест в сторону своего кабинета. — Должно быть, вам показалось, что здесь сумасшедший дом, мадам. Пожалуйста, не судите о нашей фирме по сегодняшнему суматошному дню. Некоторых служащих здесь можно считать вполне цивилизованными людьми.
Хотя под цивилизованными
Но он тут же охладил мой пыл, уныло добавив:
— Не знаю, смогу ли я чем-нибудь вам помочь. Мадемуазель Танненбаум сегодня не появилась на своем месте в конторе. А прогулы у нас не прощают. Впрочем, она все равно уволена, как и другие служащие фирмы.
Я позволила себе деликатно поинтересоваться, за что же подобная кара постигла весь персонал? Неужели никто из них, ни один человек не проявил должного рвения в работе? (Может статься, скандальная ситуация вызвана разорением господина Крюднера, это вполне вероятное и напрашивающееся само собой объяснение, но о денежных делах, как и об интимных тайнах незнакомых людей расспрашивать неловко).
Оказалось, никаких особых причин выкинуть на улицу всех служащих у хозяина не было, но он принял такое решение и теперь стоит на своем.
— Господин Крюднер, э-э… Как бы это сказать? Он — человек благородный, но немного чудаковат. Что вы хотите? Изобретатель…
Управляющий почти слово в слово повторил характеристику, данную Крюднеру Лизхен Эрсберг. Лизхен же, надо думать, говорила об этом со слов Лидии, стало быть, у хозяина на фирме именно такая репутация.
Однако он Не только чудаковатый джентльмен, он, судя по всему, имеет и другие странности…
Что ж, чудаковатость чудаковатостью, но всему должен быть предел. Когда полюбуешься на то, что подобные джентльмены творят с наемным персоналом, понимаешь, что претензии профессиональных союзов на некоторую роль в обществе отнюдь не лишены оснований.
Но выражать свою солидарность с уволенными мне было некогда — следовало разузнать еще хоть что-нибудь, пока усталый управляющий не указал мне на дверь.
— А вы не могли бы мне подсказать, вчера мадемуазель Танненбаум была на службе?
— К сожалению, не подскажу, мадам. Может быть, она и была, но меня вчера здесь не было. Я готовил… как бы лучше выразиться… сегодняшнюю акцию по освобождению фирмы от лишнего персонала.
Увы, так ничего и не узнав, кроме того, что Лида не появилась не только дома, но и на службе, а ее контора — довольно мерзкое место, я вынуждена была откланяться.
Единственное, что мне удалось сделать — всучить управляющему господина Крюднера свою визитную карточку и вырвать у него обещание сообщить мне лично или в пансион, если Лидия все же объявится на фирме для получения расчета.
Теперь мне предстоял долгий обратный путь из Лефортова на Арбат. С Немецкой улицы на Елоховскую,
Вернувшись в Денежный переулок в пансион «Доброе дело», я ощущала себя странницей, воротившейся в родные пенаты из далеких краев. Вестей от Лиды по-прежнему не было.
Ну что ж, попробую предпринять еще одну попытку найти нашу пропащую самостоятельно — придется ознакомиться с ее личными бумагами с целью разыскать адреса каких-нибудь родственников, возлюбленного или друзей, у которых она может находиться. А если не преуспею в этом деле, обращусь за помощью в полицию… Все-таки идут уже вторые сутки с тех пор, как Лида покинула пансион.
Муж, появившись под вечер дома, застал меня за разборкой Лидиных бумаг. Судя по всему, Миша испытывал неотложную потребность в задушевной беседе и нацелился для этого на меня. В мой кабинет дражайший супруг ворвался с упреками:
— Леля, ты утром бесследно исчезла, не сказавшись, и целый день не давала о себе знать. Ты никогда не задумывалась, что заставляешь других волноваться?
Михаил был прав, об этом я действительно обычно не задумываюсь. Но сейчас я вовсе не собиралась каяться в своих грехах, поэтому мне оставалось лишь рассеянно ответить, вынимая из потрепанного конверта очередное письмо:
— Во-первых, бесследно исчезла совсем не я, а одна из девушек, живущих в моем пансионе, а я всего лишь отправилась ее искать. А во-вторых, я не ребенок, чтобы обо мне волноваться.
Ответом мне было строгое, можно даже сказать — красноречивое, молчание. Оторвавшись наконец от бумаг, я подняла глаза на мужа.
— Девица из твоего пансиона тоже не ребенок, — начал было он, но замолк, поймав мой выразительный взгляд. Взгляд был устремлен на шляпу, которую он, как всегда, не счел нужным, войдя в дом, снять и оставить на полочке в передней.
А я придерживаюсь неколебимой уверенности, что благовоспитанным господам следует снимать головной убор, прежде чем врываться в комнаты, поэтому теперь наступила моя очередь красноречиво молчать.
Заметив скорбное выражение моих глаз, муж сдернул шляпу с головы и не глядя кинул ее в направлении камина, полку которого венчал бюст императора Александра II.
(Этот мраморный бюст был установлен здесь по настоянию Михаила вместо символистской скульптурки «Восхождение мысли», приобретенной мной на вернисаже в одной модной художественной галерее. «Мысль» чрезвычайно раздражала Мишу, напоминая ему строительную стремянку, скрученную в спираль.)
Описав плавную дугу, шляпа моего благоверного шлепнулась на мраморную голову императора. Александр Освободитель в лихо заломленном набекрень головном уборе сразу же приобрел весьма разбитной вид.