Антология мировой фантастики. Том 3. Волшебная страна
Шрифт:
Вскоре у Ориона — как и у Ота — была уже целая кипа оленьих шкур, которые он добыл в лесу с помощью лука. Огромные же ветвистые рога оленей он вешал в прихожей замка среди таких же, только очень старых рогов, и между их передними отростками из года в год гнездились пауки. И это, кстати, было одним из признаков, по которым жители Эрла признали в нем своего нового лорда, так как все прежние хозяева замка были охотниками на оленей.
От Алверика по-прежнему не было никаких вестей. Другим признаком послужил отъезд старой Жирондерели, которая вернулась на холм. Так что с некоторых пор Орион жил в замке сам по себе, а колдунья вновь
Всю свою четырнадцатую зиму Орион охотился в лесу на оленей, но когда пришла весна, он отложил лук. И все же даже эта пора песен и цветов не смогла отвлечь его от мыслей об охоте и преследованиях, и Орион принялся один за другим обходить дворы, где, по его сведениям, хозяин держал одну из тех длинных, поджарых собак, что умеют хорошо охотиться. Где-то он покупал пса, а где-то владелец обещал ему одолжить собаку на время охоты, и в конце концов Орион собрал целую свору длинношерстных коричневых гончих и принялся мечтать о тех временах, когда весна и лето останутся позади.
Однажды весной, когда Орион ухаживал за своей сворой, а жители селения просиживали у порогов домов, любуясь длинным и теплым вечером, на улице вдруг показался человек, которого никто не знал. Он пришел в долину с возвышенности, на его плечах болталась очень старая, поношенная одежда, которая, казалось, держалась лишь за счет того, что основательно прилипла к телу владельца, являясь одновременно и его второй кожей, и частью Земли. Она была так густо покрыта грязью и припорошена пылью с верхних полей, что приобрела естественный буро-коричневый цвет. Жители селения сразу подметили и уверенную, легкую походку человека, привыкшего к длительным пешим переходам, и усталость в его глазах, но никто так и не догадался, кто перед ними.
А потом какая-то женщина воскликнула: «Это же Вэнд, который ушел от нас совсем мальчишкой!» Жители Эрла сразу же столпились вокруг молодого человека, который действительно оказался Вэндом — тем самым пастушонком, который больше десяти лет назад оставил своих овец, чтобы уехать с Алвериком неизвестно куда.
— Как поживает наш господин? — спросили его, и в глазах Вэнда снова промелькнула усталость.
— Он идет своим путем дальше, — ответил он.
— Куда? — спросили его снова.
— По-прежнему на север, — ответил Вэнд. — Он все еще ищет Страну Эльфов.
— А ты почему оставил его?
— Я потерял надежду, — объяснил бывший пастух.
Его больше ни о чем не расспрашивали, и так каждому ясно: чтобы искать Страну Эльфов, человек должен очень сильно надеяться. Тот же, кто отчаялся, обречен никогда не увидеть неизменного бледно-голубого сияния безмятежных Эльфийских гор.
И тут прибежала мать Нива.
— Это действительно Вэнд? — спросила она, и ей ответили:
— Да, он самый — Вэнд.
Пока жители Эрла негромко говорили между собой о том, как изменили его время и годы странствий, мать Нива попросила:
— Расскажи мне о моем сыне.
И Вэнд ответил:
— Он ведет наш отряд, и никому наш господин не доверяет больше.
Услышав эти слова, люди удивились, хотя удивляться тут было нечему: с самого начала предприятие отдавало безумием. Одна мать Нива восприняла эти слова как должное.
— Я знала, что так и будет! — сказала она и повторила: — Я знала!
По всему видно, что она была очень довольна.
Допоздна жители расспрашивали Вэнда и услышали множество историй о множестве стоянок и о долгих переходах — настоящую сагу о бесплодных скитаниях Алверика, который, словно призрак, год за годом обшаривал горизонты Земли. И порой сквозь печаль Вэнда, причина которой крылась все в тех же впустую потраченных годах, вдруг проглядывала улыбка — это пастух вспоминал какое-нибудь дурацкое происшествие, случившееся на ночлеге. Но обо всем этом рассказывал человек, утративший надежду, а о таких вещах не годится повествовать ни с сомнением, ни с улыбкой. О подобном путешествии должен рассказывать только тот, кого еще жгут изнутри отвага и величие предприятия. И полоумный Нив, и лунатик Зенд, оба могли бы сообщить нам о странствии Алверика такие подробности, от которых ум и душа наши озарились бы хоть малой толикой подлинного значения этого удивительного и дерзкого похода. Но что можно узнать из рассказа, составленного из голых фактов и язвительных насмешек охладевшего к странствиям человека, которого больше не манят надеждой пустынные горизонты?
На небе уже вспыхнули звезды, а Вэнд все говорил и говорил, но один за другим жители селения начали расходиться по домам, так как никому не хотелось слушать о безнадежном предприятии. Будь на месте пастуха человек, который все еще верил в экспедицию Алверика, и звезды успели бы потускнеть и погаснуть, прежде чем хоть один человек ушел спать, и, прежде чем селяне оставили бы утомленного рассказчика в покое, небеса успели бы посветлеть настолько, что в конце концов кто-то наверняка воскликнул бы: «Ба! Да ведь уже утро!» Но до тех пор никто бы не ушел.
На следующее утро Вэнд вернулся к своим овцам на верхнее пастбище и с тех пор больше никогда не участвовал ни в каких романтических путешествиях.
На протяжении всей той весны жители Эрла хоть изредка, но все же заговаривали об Алверике и о том, чем кончится его путешествие, и вспоминали Лиразель, гадая, куда она могла деваться и почему. И когда они не могли найти подходящего ответа на все свои вопросы, то выдумывали какую-нибудь красивую сказку, которая объясняла все, и эти сказки переходили из уст в уста до тех пор, пока они сами же в них не поверили. Когда же весна прошла, жители Эрла вовсе позабыли Алверика и присягнули на верность Ориону.
Одним теплым и светлым вечером, когда Орион ждал, пока пройдет лето, устремляясь сердцем своим в морозные дни поздней осени и мечтая о том, как будет охотиться на возвышенности со своими собаками, из-за холмов явился в долину Рэннок, отвергнутый любовник. Он пришел тем же путем, что и Вэнд. Он, как и пастух, вошел в Эрл с северной стороны. Это был действительно Рэннок, чье сердце наконец-то освободилось и чья меланхолия куда-то улетучилась. Рэннок, переставший скорбеть попусту, Рэннок беспечный, беззаботный и довольный. Рэннок, переставший вздыхать и стремящийся только к одному — к отдыху после долгих странствий. Ничто другое не могло заставить Вирию, девушку, чьей благосклонности он когда-то добивался, пожелать его. Все закончилось тем, что она вышла за него замуж, и счастливый Рэннок и думать забыл о каких-то там фантастических путешествиях.