Антология мировой фантастики. Том 8. Замок ужаса

Тургенев Иван Тургенев

Потом все произошло в одно мгновение: омерзительная масса распалась и осела на стенах Чаши, в центре ее взметнулись вверх человеческие руки. Где-то внизу вспыхнула искра, затем разгорелось пламя; раздался громкий женский крик, перешедший в вопль ужаса и отчаяния, одновременно, словно струя фонтана, в небо взметнулась гигантская огненная пирамида, отблеск пламени осветил всю гору. И тут же Воген различил внизу мириады существ; они были созданы по образу и подобию человека, но остановились в росте, словно дети-уроды, а их лица с миндалевидными глазами выражали ярость и вожделение; масса обнаженных тел была отвратительного желтого цвета; и вдруг, словно по волшебству, Чаша вмиг опустела, хотя огонь продолжал бушевать с воем и треском, освещая все вокруг.

— Вот вы и видели Пирамиду, — сказал ему на ухо Дайсон. — Огненную Пирамиду.

Глава 5

— Значит, вы узнаете эту вещь?

— Конечно, Анни Тревор носила эту брошь по воскресеньям; я припоминаю этот узор. Где вы ее нашли? Уж не хотите ли вы сказать, что обнаружили местонахождение девушки?

— Мой дорогой Воген, неужели вы не догадываетесь, где я ее нашел? Вы еще не забыли события прошлой ночи?

— Дайсон, — серьезным тоном произнес его собеседник, — сегодня утром, пока вас не было, я без конца вспоминал вчерашнее. Я думаю о том, что видел, или, точнее, думал, что видел, и могу прийти к единственному выводу, а именно: что вспоминать об этом не следует. Как и большинство

людей, я жил рассудком, честно и богобоязненно, и могу поверить лишь тому, что стая жертвой какой-то фантастической галлюцинации, какой-то фантасмагории расстроенных чувств. Помните, как мы молча возвращались домой? Может быть, нам лучше договориться хранить это событие в тайне? Утром я отправился на прогулку, мирно светило солнце, и мне показалось, что земля исполнена благодати; проходя мимо стены сада, я заметил, что на ней нет больше новых изображений, и я стер те, что еще оставались. Загадка разрешилась, мы снова можем жить спокойно. По-моему, на протяжении нескольких последних недель мы подвергались воздействию каких-то враждебных сил; я находился на грани безумия, но теперь снова пребываю в здравом рассудке.

Воген говорил искренне, подавшись вперед; на лице его, обращенном к Дайсону, застыло умоляющее выражение.

— Мой дорогой Воген, — отвечал тот после паузы, — какое это может иметь значение? Теперь поздно, мы зашли слишком далеко. Вам, как и мне, известно, что это не галлюцинации; мне бы очень хотелось, чтобы это была лишь выдумка. Теперь я должен рассказать вам все.

— Прекрасно, — со вздохом отвечал Воген, — должны так должны.

— В таком случае, — сказал Дайсон, — если вы не возражаете, начнем с конца.

Вот эту брошь, которую вы только что опознали, я подобрал в Чаше. Там лежала груда серого пепла, словно после пожарища, зола была еще горячая, а брошь лежала на земле, рядом с выжженной травой. Вероятно, она случайно откололась от платья той, что ее носила. Нет, не перебивайте меня; теперь мы можем обратиться к началу, поскольку конец ясен. Давайте вернемся к тому времени, когда вы приехали навестить меня в моей лондонской квартире. Вы вскользь упомянули, что в ваших краях произошел загадочный случай, девушка по имени Лини Тревор отправилась навестить свою родственницу и пропала. Откровенно признаюсь, сказанное нами не слишком меня заинтересовало; существует множество причин, в силу которых мужчине, тем более женщине может быть в высшей степени удобно исчезнуть на время из привычного круга родственников и друзей. Думаю, если бы мы обратились в полицию, выяснилось бы, что в Лондоне каждую неделю кто-либо исчезает при загадочных обстоятельствах, и полицейские просто пожали бы плечами и сказали нам, что по теории вероятности иначе и быть не может. Теперь я сознаю, что был непростительно равнодушен, однако была еще одна причина, почему эта история не вызвала у меня интереса: в вашем рассказе не было ключа к пониманию происходящею. Вы предположили только, что преступление мог совершить сбежавший с корабля моряк, но такое объяснение я немедленно отверг. По многим причинам, главным образом потому, что случайного преступника-непрофессионала, совершившего тяжкое преступление, почти всегда находят, особенно если он совершает его в сельской местности. Вы помните случай с моряком по имени Гарсиа? На следующий день после убийства он забрел на железнодорожную станцию; его брюки были в крови, при нем же была его добыча — разобранные голландские часы. Таким образом, если отвергнуть это единственное ваше предположение, то вся история, как я утверждаю, становится необъяснимой. Часто ли вы занимаетесь проблемами, которые, по вашему разумению, неразрешимы? Часто ли вы задумывались над древней задачей насчет Ахилла и Черепахи? Конечно, не часто, ибо вы знали, что поиски ответа безнадежны. Поэтому, когда вы рассказали мне историю об исчезнувшей деревенской девушке, я попросту счел ее неразрешимой и больше к ней не возвращался. Как выяснилось, я ошибся, но если помните, вы немедленно переключились на другую историю, занимавшую вас несравненно больше.

Нет необходимости пересказывать ее; вначале все показалось мне сущей безделицей, детской игрой или мистификацией; однако, когда вы показали мне наконечник стрелы, дело вызвало у меня живейший интерес. Тут уж было нечто далеко не обыденное, и, приехав сюда, я принялся за работу, стараясь найти разгадку, снова и снова обдумывая возможные значения фигур, которые вы мне описали. Первой появилась фигура, которую мы решили назвать Шеренгами, — несколько параллельных линий, выложенных из кремней, повернутых острыми концами в одну сторону. Потом вы обнаружили линии, похожие на спицы колеса, сходившиеся в том месте, где находилось изображение Чаши, затем Треугольник или Пирамиду и самую последнюю — Полумесяц. Признаюсь, в поисках решения загадки я перебрал множество возможных вариантов, и, как вы понимаете, это было задача с двумя или даже тремя неизвестными. Мне приходилось не просто спрашивать себя, что означают эти фигуры. Но также кто их выкладывает. И еще, у кого могут быть такие ценные предметы и кто, сознавая их ценность, может запросто разложить их на земле возле тропинки? Нить рассуждений привела меня к предположению, что человек или люди, о которых идет речь, понятия не имеют о ценности уникальных кремневых наконечников. И все же я не очень преуспел, поскольку даже хорошо образованный человек, очень вероятно, может быть несведущим в таких вопросах. Появление глаз на стене сильно осложнило задачу, но, как вы помните, мы поняли, что в обоих случаях — одна и та же разгадка. Особая манера расположения этих глаз на стене заставила меня навести справки, не живет ли где в окрестностях человек карликового роста, но такового не оказалось, дети же, которые ежедневно проходят по тропинке, как я установил, к делу не причастны. И все же я был убежден, что кто бы ни нарисовал эти глаза, он должен быть ростом метр — метр двадцать сантиметров. Как я говорил вам тогда, любой, кто рисует на вертикальной плоскости, инстинктивно выбирает место для рисунка примерно на уровне своего лица. Затем загадка необычной формы глаз; все все указывало на монгольский разрез глаз, для жителей английской провинции непривычных. И, наконец, тот факт, что художник или художники могли видеть в темноте, окончательно сбил меня с толку. Как вы знаете, такую способность может приобрести человек, многие годы проведший в очень темном помещении, скажем в тюрьме, но где в Европе, со времен Эдмона Дантеса можно найти такую тюрьму? Человек, которого я искал, должен быть моряком, просидевшим немало лет в страшной китайской подземной тюрьме типа каменного мешка; и, как ни странно это, быть карликом. Но как объяснить то, что у моего воображаемого моряка нашлись доисторические наконечники стрел? И даже если я это объясню, то каков смысл и назначение загадочных знаков, выложенных из кремней, а также миндалевидных глаз? Ваша версия предполагаемого ограбления с самого начала показалась мне несостоятельной, но я был в совершенной растерянности, и рабочей гипотезы у меня не возникло. Только случайность помогла мне напасть на след. Однажды мы повстречали беднягу Тревора, а когда вы назвали его имя и упомянули об исчезновении его дочери, я вспомнил ту историю с девушкой. И сказал себе: за этим скрывается другая тайна, сама по себе, правда, неинтересная, но вдруг окажется, что она связана со всеми теми загадками, которые меня терзают? Я заперся в комнате, постарался избавиться от предвзятых мнений и заново обдумал случившееся, взяв за посылку тот факт, что исчезновение Анни Тревор имело связь с кремневыми фигурами и глазами на стене. Предположение это не очень-то мне помогло, и я находился на грани отчаяния, готов

был отказаться от дальнейших поисков, как вдруг мне пришло в голову, что, возможно, главную роль здесь играет Чаша. Как вам известно, в Суррее есть место, которое зовется «Дьявольской чашей для пунша», и я подумал, что этот символ мог означать какую-то достопримечательность. И вот я решил поискать Чашу вблизи тропы, по которой ушла исчезнувшая девушка. А как я ее обнаружил, вы уже знаете. Я дал толкование кремневым фигурам, исходя из известных мне фактов. Значение первой фигуры, Шеренг, я интерпретировал следующим образом: через две недели (то есть половину лунного месяца) в Чаше должно состояться собрание или сбор, имеющие целью наблюдать или строить Пирамиду. С помощью нарисованных глаз, изо дня в день по одному появлявшихся на стене, очевидно, велся отсчет дней, я предвидел, что их будет четырнадцать — и ни единым больше. Так что дальнейшее развитие событий представлялось довольно ясным; я не стал бы ломать себе голову, пытаясь дознаться, каково будет сборище и кому предстояло собраться в уединенном, пользующемся дурной славой месте среди заброшенных холмов. В Ирландии, Китае или на западе Америки на такой вопрос легко нашли бы ответ; это могла быть сходка недовольных, собрание тайного общества, сборище линчевателей, все было бы намного понятнее. Но в глухом уголке Уэльса, населенном миролюбивыми людьми, подобное попросту невозможно. Я понимал, однако, что должен отыскать возможность наблюдать предстоящее сборище, поэтому решил не утруждать себя тщетными умозаключениями. Потом буйная фантазия пришла на смену здравым размышлениям, я вспомнил, что говорили, будто Анни Тревор украли феи. Поверьте, Воген, я здравомыслящий человек, как и вы сами, у меня в голове не возникают дикие фантазии. Догадка пришла, когда я вспомнил, что в старину фей называли маленьким народцем; одновременно я допустил возможность, что они хранители традиций доисторических обитателей этих гористых мест — пещерных жителей. Я понял, потрясенный, что ищу существо не более метра двадцати сантиметров ростом, привычное к пребыванию в темноте, которое пользуется каменными орудиями и знает, как выглядит монголоидная раса. Клянусь вам, Воген, я не стал бы говорить о столь неправдоподобных вещах, если бы вы сами не наблюдали их прошлой ночью, и я утверждаю, что поставил бы под сомнение свидетельства моих собственных чувств, если бы их не подтверждали ваши. Ни вы, ни я не можем смотреть друг другу в глаза и притворяться, будто верим обману. Когда вы лежали рядом со мной на траве, я чувствовал, как вас всего трясло, и видел ваши глаза в отсветах пламени. И потому я говорю вам все без малейшего стыда и утайки, что было у меня в мыслях прошлой ночью, когда мы пробирались через лес, поднимались на холм и лежали, притаившись за скалой.

Но одно было мне неясно и до самого конца ставило в тупик. Я рассказал вам, как пытался раскрыть тайну Пирамиды; собравшимся предстояло увидеть Пирамиду, но истинное значение этого символа ускользало от меня до самого последнего момента. Производное от древнегреческого слова «пир» — «огонь», хотя и ложное, должно было дать мне ключ к пониманию, но я так и не догадался.

Думаю, мне остается добавить совсем немногое. Вы ведь знаете, мы были совершенно беспомощны, даже если бы могли предвидеть, что подобное случится. Ну а как насчет особого расположения места, где появлялись эти фигуры? Да, вопрос интересный. Дом, в котором мы сейчас находимся, насколько я могу судить, имеет центральное местоположение среди холмов; и кто знает, так это или нет, но, возможно, тот странный старый столб из известняка у стены вашего сада обозначал место сборов еще до того, как кельты ступили на землю Британии. Но есть еще кое-что, о чем мне не хотелось бы умолчать: не жалею о том, что мы были не в силах спасти несчастную девушку. Вы наблюдали наружность существ, которые во множестве толпились в Чаше. Поверьте, то, что лежало в центре Чаши, этому миру более не принадлежало.

— И потому? — спросил Воген.

— И потому она проследовала в Огненную Пирамиду, — ответил Дайсон, — а таинственные существа снова вступили в подземный мир, в сокрытые под холмами обиталища.

Говард Филлипс Лавкрафт

Крысы в стенах

16 июля 1923 года, после окончания восстановительных работ, я переехал в Эксхэм Праэри. Реставрация была грандиозным делом, так как от давно пустовавшего здания остались только полуразрушенные стены и провалившиеся перекрытия. Однако этот замок был колыбелью моих предков, и я не считался с расходами. Никто не жил здесь со времени ужасной и почти необъяснимой трагедии, происшедшей с семьей Джеймса Первого, когда погибли сам хозяин, его пятеро детей и несколько слуг. Единственный оставшийся в живых член семьи, третий сын барона, мой непосредственный предок, вынужден был покинуть дом, спасаясь от страха и подозрений.

После того, как третий сын барона был объявлен убийцей, поместье было конфисковано короной. Он не пытался оправдаться или вернуть свою собственность. Объятый страхом, большим, чем могут пробудить угрызения совести и закон, он горел одним желанием — никогда больше не видеть древнего замка. Так Уолтер де ла Поэр, одиннадцатый барон Эксхэм, бежал в Виргинию. Там он стал родоначальником семейства, которое к началу следующего столетия было известно под фамилией Делапоэр.

Эксхэм Праэри оставалось необитаемым, затем было присоединено к землям семьи Норрис. Здание пользовалось вниманием ученых, исследовавших его сложную архитектуру: готические башни на сакском или романском основании, с еще более древним фундаментом, друидической или подлинной кимбрской кладки. Фундамент был очень своеобразным, и с одной стороны он вплотную примыкал к высокой известняковой скале, с края которой бывший монастырь смотрел в пустынную долину, в трех милях к западу от деревни Анкестер.

Насколько этот памятник ушедших столетий притягивал к себе архитекторов и археологов, настолько ненавидели его местные жители. Ненависть зародилась еще в те времена, когда здесь жили мои предки, и не остыла до сих пор, хотя здание уже окончательно обветшало и поросло мхом. Я и дня не успел побыть в Анкестере, как услышал, что происхожу из проклятого дома. А на этой неделе рабочие взорвали Эксхэм Праэри и сейчас сравнивают с землей развалины. Я всегда неплохо представлял себе генеалогическое древо нашей семьи, известен мне и тот факт, что мой американский предок уехал в колонии при весьма странных обстоятельствах. Однако с деталями я не был знаком, так как в семье сложилась традиция умолчания о прошлом, В отличие от наших соседей-плантаторов, мы не хвастались предками крестоносцами, героями средних веков или эпохи Возрождения. Все исторические бумаги семьи содержались в запечатанном конверте, который до Гражданской войны передавался отцом старшему сыну с наказом вскрыть после его смерти. Основания для гордости были добыты нашей семьей уже в самой Америке и виргинские Делапоэры всегда уважались в обществе, хотя слыли несколько замкнутыми и необщительными.

Во время войны наше благополучие пошатнулось, был сожжен Карфакс, наш дом на берегу реки Джеймс. Во время того безумного погрома погиб мой престарелый дед, а вместе с ним пропал и конверт, хранящий наше прошлое. Мне тогда было семь лет, но я хорошо помню тот день — выкрики солдат-федералистов, визг женщин, стенания и молитвы негров. Мой отец в это время был в армии, оборонявшей Ричмонд, и после многочисленных формальностей нас с матерью отправили через линию фронта к нему.

После войны мы все переехали на Север, откуда была родом моя мать. Я прожил там до старости и стал настоящим янки. Ни я, ни мой отец не знали о содержимом семейного конверта; я втянулся в массачусетский бизнес и потерял всякий интерес к тайнам, несомненно, присутствовавшим в истории нашей семьи. Если бы я только подозревал, с чем они связаны, с какой радостью бросил бы я Эксхэм Праэри, и лучше бы он остался летучим мышам с пауками и зарос мхом.