Антология Сатиры и Юмора России ХХ века
Шрифт:
Между тем скульптор, проходя в мастерскую, наткнулся на голову Медузы Горгоны, которую оставил в передней неосторожный Персей. Он взглянул на нее и окаменел, потому что таково было свойство этой головы, о котором знали все, кого она превратила в камень.
Прошло много долгих часов, и вот в прихожую вышли Персей и его собеседница.
— Какая безвкусица! — сказала ожившая статуя, глядя на окаменевшего творца. — Знаете, этот Пигмалион никогда не мог создать ничего путного.
Так сказала женщина, и Пигмалион навеки остался камнем…
Лепил Пигмалион
Вторая жена Пигмалиона
Жена Пигмалиона была худышка и коротышка, невыразительная в тех местах, где женщине положено быть выразительной. Из всего, что может у женщины выступать, у нее выступали только лопатки и ключицы.
Но Пигмалион гордо смотрел на дело своих рук. Он сказал, что никогда не добивался такого блестящего результата.
— А где ее… бюст? — спросил один из гостей.
Пигмалион подмигнул и показал на стенку.
— А эти… бедра… так, кажется, они называются?
Пигмалион подмигнул и показал на стенку. Он так подмигивал, что гости тоже стали перемигиваться: видать, Пигмалион вылепил кого-то на стороне. И даже не на одной стороне, учитывая убогие формы его супруги.
— Мы с мужем хотим сделать выставку. Мы еще ни разу не выставлялись, все даже удивляются, — улыбнулась жена, но улыбка получилась жалкая, вымученная. А как еще женщина должна улыбаться, если муж лепит кого-то на стороне?
Пигмалион продолжал подмигивать и показывать на стенку. Гости посмотрели на стенку. Она была вся увешана грамотами.
За экономию на бедрах. За экономию на бюсте. За экономию на лебединой шее и жемчужных зубах…
И над всем этим — такие знакомые, такие выстраданные слова:
«Экономика должна быть экономной».
Янус
Не беда, что Янус был двулик, в общем-то он жизнь достойно прожил. Пусть он был одним лицом ничтожен, но зато другим лицом — велик. Пусть в одном лице он был пройдоха, но в другом был честен и правдив. Пусть с людьми он был несправедлив, но с богами вел себя неплохо. Пусть подчас был резок на язык,
Не беда, что Янус был двулик. В среднем он считается хорошим.
Легенда о происхождении Дании
В старину одной скандинавской женщине было обещано столько земли, сколько она сумеет вспахать в течение дня и ночи. Это было очень хорошее предложение, но хотелось вспахать побольше, и женщина превратила своих детей в быков.
Четверо их было. Четверо сыновей. Стало четверо быков.
— «Мальчики мои, — сказала им женщина, — наконец-то у вас будет своя земля, наконец-то вы заживете по-человечески. Но для того, чтобы вы могли жить по-человечески, вас нужно сначала превратить в быков. Это ненадолго, всего день и ночь, но зато потом у вас будет долгая жизнь, счастливая жизнь, человеческая…»
Поверили дети матери, стали быками. Целый день пахали, целую ночь пахали, очень много вспахали, можно было возвращаться в людей. Но мама сказала:
— «Мальчики, побудьте еще быками. Чтоб у нас не отняли нашу землю, нужно отделить ее от чужой земли, тогда будет видно всем, что эта земля — наша». Это была самая трудная работа. Еще никому не удавалось оторвать часть земли от материка. Мать стегала быков и плакала, стегала и плакала:
— «Мальчики, поднатужьтесь! Постарайтесь, мальчики мои!» Оторвали все-таки свою землю, но работа на этом не кончилась. Столько надо сделать, чтоб создать счастливую жизнь. И женщина стегала быков, а они, озверев от боли и напряжения, делали то, что им пригодится в их будущей жизни, когда они станут людьми…
Они никогда не станут людьми. Слишком изнурительной была работа, слишком долгой была ночь, слишком больно их стегали… Да и слишком часто нужен был труд быков, не людей, а быков… И им говорили:
— «Мальчики, побудьте еще быками!»
Штаны Диогена
Александра Македонского, который варился у Данте в аду, Рабле наказал еще и тем, что заставил чинить штаны Диогена.
Там, в аду, у Диогена появились штаны. Хоть и дырявые, но все же штаны… Плохо только, что из-за них его поместили в ад — поближе к месту новой работы Александра.
Видно, правильно говаривал философ: лучше ничего не иметь. Стоило появиться штанам, как начались неприятности.
Письмо папаши Портинери своему зятю Симону
Любезный зятек, я вот что хочу спросить: почему твоей жене пишет стихи посторонний мужчина? Или у нее нет мужа и ей уже и стихи написать некому?
Я знаю этого Данте, он живет на нашей улице, но мы не настолько близкие соседи, чтобы он обращался к моей дочери со стихами. Хотя она заслуживает и не таких стихов, и даже намного лучших стихов (те, которые он пишет, не особенно хорошие: сразу видно, что писал чужой человек). Ты, дорогой Симон, знаешь не хуже меня, каких стихов заслуживает наша Беатриче. Когда ты ее взял из родительского дома, она была чиста, как слеза ребенка, а теперь она чиста, как слеза замужней женщины. Боже мой, Симон, неужели моей дочери суждены одни только слезы? Потому что, когда тебе пишет стихи чужой человек, в этом, поверь, мало радости.
Интересно, о чем бы писал этот Данте, если б не наша девочка? Это она сделала его поэтом, но почему именно его? Ведь у нее есть законный муж, так почему же она сделала поэтом совершенно постороннего человека? Хотя они и знакомы с детства, но ты-то знаешь ее лучше, ведь ты ее муж. Так почему же ты не пишешь стихи, как Данте? Я уверен, что у тебя получится, стоит только тебе захотеть. Еще как получится! Когда Данте прочитает твои стихи, он вообще забудет, как стихи пишутся. Он и сейчас не очень хорошо это знает, иначе б не писал, что глаза Беатриче излучают свет. Уж мы-то с тобой знаем нашу Беатриче, разве ее глаза излучают свет? Лично я этого не заметил. Я уже со всех сторон присматривался — ну не излучают они света, Симон! Возможно, где-то рядом горела свеча, а ему показалось, что свет излучают глаза Беатриче. Так стихи не пишут. Писатель должен знать жизнь, а в жизни глаза светятся только у кошек.