Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 29. Семен Альтов
Шрифт:
— Чудаки! — засмеялся человек. — Когда есть крылья, как не махнуть за линию горизонта?
И человек полетел.
Одним даны крылья, чтобы прятать голову под крыло, а другим дана голова, чтобы летать. С крыльями или без. Крылья обязательно вырастут за время полета.
—
Смотрите! Я беру из чана совершенно живую салаку. Морж открывает пасть! Жорж, але!.. Хрум! И нет салаки!
— Простите, а что такого? Один ест другого. Что тут экстра-класса?
— Вы не поняли! Салака, перед тем как попасть моржу в пасть, делает тройное сальто! Считайте… Ап!
— Тройное! Тогда браво! А как же… простите… Салака крутит тройное сальто, отправляясь, по сути, в последний путь?! Как добились такого щемящего зрелища?
— Лаской. Исключительно лаской.
— Неужели существуют ласки, чтобы в пасть прыгали?
— Но чего это мне стоило! Глупее салаки… только килька. На сто втором килограмме дошло: надо делать тройное сальто!
— А как моржа заставили… морж тюфяк полный, с голодухи обсчитавшись, после одного сальто проглотит! Какой же чудовищной лаской надо…
— Морж до трех считает как миленький! А когда надо, сам делает тройное сальто!
— Морж? С его-то фигурой! Неужели есть в мире такая ласка…
— Смотрите!.. Где мой пистолет?.. Жорж! Делаем дяде тройное сальто, или… Ты меня понял?! Алле-оп!
Морж сделал тройное сальто и прыгнул в пасть дрессировщика.
С деньгами вечная путаница. У одного они есть, а ему плохо, остальных ничего нет — им хорошо!
И решили все оценивать по-другому. По времени. Каждая вещь теперь стоила столько, сколько человек над ней работал.
Скажем, один целый год пишет роман. Другой за полчаса делает отличную табуретку, а за год, соответственно, пятнадцать тысяч отличных табуреток. Третий за полгода строит дом, а за год — два дома. Значит, тот, кто писал роман в течение года, имел право обменять его на один дом плюс семь с половиной тысяч табуреток. Или же на пятнадцать тысяч табуреток, но тогда дом ему, естественно, не полагался.
И тут приходит человек и говорит:
— Мне, пожалуйста, полромана, получше который, дом, машину, четыре табуретки, ложку и вилку.
— Простите, а вы сами что сделали за этот год?
— Ничего.
— Тогда простите…
— Нет, это вы простите! Я год честно ничего не делал, так? А начни я делать, ничего бы толком не сделал сам и другим не дал! Поверьте на слово!
Заверните все, что просил, а я за это создам вам нормальные условия для работы. Дам честное слово порядочного человека, что по-прежнему ничего делать не буду.
И он оказался порядочным
Сколько прекрасного создано на земле благодаря таким людям!
— Журавль! Почему, когда вы летите по небу, люди улыбаются: «Журавлиная стая летит!» А когда идем мы, коровы, — носы воротят, ворчат: «Стадо коровье прется!» А в чем разница?
Журавль задрал голову и сказал:
— Мы как-никак журавли! А вы, наоборот, — коровы!
Буренка замотала головой:
— Мы даем людям молоко, мясо, шкуру последнюю отдаем! А что вы даете человечеству?
— Ну не знаю! — обиделся журавль. — Зато мы летим красиво! Журавлиным клином! А вы бредете как попало, стадом! Неэстетично!
Буренка задумалась:
— А ведь журавль прав. Нам бы… клином! По-журавлиному! И люди скажут: «Вон коровья стайка прошла!»
На следующий день коровы возвращались домой, построившись несколько странно. Впереди бежала Буренка.
Она оглядывалась назад и мычала, чтобы коровы подровнялись, держали линию.
Люди, прижатые к заборам, ругались:
— Совсем озверела скотина! Всю улицу заняли!
Коровы прошли. Остались на земле коровьи лепешки.
Кто-то сказал: «Смотрите! Смотрите! Лепешки-то как легли! Прямо журавлиный клин получился!»
Услышав последние слова. Буренка радостно замычала:
— Что значит эстетика! Выходит, и мы можем!
Когда-то они дурачились вместе на площадке молодняка.
Прошли годы. И вдруг приглашение на вечер встречи.
Собрались на опушке леса. Заяц с Зайчихой, Лев со Львицей, Волк с Волчицей, Лисица с Бобром.
Выпили, разговорились.
Зайца от выпитого развезло, Льва по плечу хлопает:
— Лева, я тебя вот таким помню. Давай поцелуемся, не пожалеешь! Как ты вырос. Лева! А я что ни ем, все такой же! Как говорится, не в коня корм! Да и корм — то есть, то нету! Морковка снова не уродилась!
— Оленина зато уродилась! Что за манера: есть то, чего нет! Оттого и не растешь, Заяц!
Волчица метала в пасть куски мяса, косясь на Лисицу:
— Рыжая, что со шкурой? Болеешь?
Лисица дернула плечиками:
— До чего ты серая! На мне крокодилова кожа!
— Крокодилова? — Волчица перекрестилась. — У нас в лесу крокодилы отродясь не водились!
— Я за границу от нашего леса выезжала! Муж, Бобер, работает соболем. Они на экспорт идут. Я их сопровождаю.
— Кого? Мужей, что ли?
— Пушнину! Кстати, скажи Зайчихе: заячьи шубы давно не носят. Ей бы чего-то приличного!
Заяц вскинулся:
— А на какие, позвольте спросить, шиши?!
— Не понял! — Лев сплюнул косточку. — У нас каждый получает такие шиши, какие ему положены. Вот ты сколько, Заяц?