Антология шпионажа
Шрифт:
И все же это еще далеко не доказательство. Ведь можно представить себе, что информатором шпионов мог быть кто-либо из служащих Комитета общественного спасения, секретарей, в частности, роялистски настроенных помощников того же Карно. Этому информатору вовсе не обязательно было лично присутствовать на всех заседаниях Комитета, чтобы в целом быть знакомым с решениями высшего органа революционного правительства. Для этого достаточно было бесед с коллегами по работе, просмотра составленных секретарями протоколов заседаний, новых приказов, подписанных членами Комитета. Дрейк в одном из писем в Лондон, посылавшихся вместе с бюллетенями, глухо указывает на секретаря Комитета как источник информации. Но это, возможно, было сделано из соображений конспирации. Кроме того, до личной встречи с д’Антрегом, состоявшейся позже, Дрейк вряд ли мог знать имя шпиона в Париже.
Вероятно, разгадка будет найдена. Но пока архивы продолжают
В связях с английской разведкой еще в годы самой революции подозревали Дантона. По некоторым догадкам ученых, именно представленные в последнюю минуту присяжным революционного трибунала во время процесса дантонистов доказательства существования этой связи и решили окончательно их судьбу.
Дантон был крупным буржуазным революционером. Он имел большие заслуги перед революцией на первых этапах ее развития. Однако, во время якобинской диктатуры Дантон своим образом жизни нувориша, «нового богача», жадностью к материальным благам, к богатству, всеми своими общественными связями и симпатиями тяготел к буржуазным кругам, недовольным революционным террором, напуганным угрозой потери собственности, которая им чудилась в якобинских мечтах о равенстве, и выступал рупором этих кругов. Борьба против якобинской диктатуры закончилась весной 1794 г. гибелью Дантона и его друзей. Позднее, в конце XIX в., Дантон стал признанным героем французских либеральных республиканцев. Сочувствующие им историки, вроде А. Олара, восхваляя Дантона, противопоставляли его «диктатору» Робеспьеру.
Перчатку поднял демократический историк А. Матьез. В своей защите Робеспьера он не щадил Дантона. В результате многолетних настойчивых поисков в архивах, сверки нотариальных актов, купчий и других документов, Матьез выдвинул против него тяжкие обвинения в продажности, в сотрудничестве со двором и иностранными разведками.
Матьез скрупулезно подсчитывает все возможные законные источники доходов Дантона (адвокатская практика, жалованье депутата) и приходит к выводу, что они никак не могли послужить даже основой для того довольно крупного состояния, которое успел сколотить за короткий срок бывший провинциальный стряпчий. В 1787 г. у Дантона было всего на 12 тысяч, а в 1794 г. – уже свыше, чем на 200 тысяч ливров различного имущества. Однако обязательно ли считать, что это были деньги, полученные Дантоном от роялистов или от английской разведки? Подобно многим другим депутатам-буржуа, Дантон, вероятно, занимался спекуляцией национальными имуществами (так назывались конфискованные земли дворян-эмигрантов, пущенные в продажу во время революции). Кроме того, в руках Дантона в бытность его министром были очень большие секретные суммы, которые он имел возможность расходовать почти бесконтрольно. Мог он попользоваться и кое-чем из добычи, захваченной французской армией в Бельгии (о чем имеются намеки в документах). Все это не украшает облик Дантона, но оставляет недоказанным обвинение в подкупе и шпионаже.
Вместе с тем есть и другие свидетельства. Еще в начале революции, в ноябре 1789 г., французский посол в Лондоне доносил министру иностранных дел: «…В Париже есть два англичанина, один по имени Дантон, а другой по имени Паре (секретарь Дантона – А. В.), которых некоторые подозревают в том, что они состоят специальными агентами английского правительства». Трудно подозревать французского дипломата в предубеждении против Дантона. Его имя тогда было еще совершенно неизвестно, и посол даже считал Дантона англичанином.
После ареста Дантона среди его бумаг было обнаружено письмо от английского министерства иностранных дел банкиру Перрего с поручением выплатить довольно большие суммы денег лицам, обозначенным инициалами. Эти деньги должны были составлять вознаграждение за услуги, оказанные Англии, в частности за выступления с провокационными речами в якобинском клубе. Неясно, как могло попасть это письмо к Дантону, если оно не было передано ему самим банкиром Перрего.
Обвинение Дантона в шпионаже получает и косвенное подтверждение в доказательствах того, что он получал деньги от французского двора. В 1851 г. была опубликована переписка Мирабо с графом Ламарком. В этих доверительных, личных письмах, относящихся к 1791 г., Мирабо, который сам состоял на жалованье у двора, упоминает, как само собой разумеющееся обстоятельство, что Дантон получал деньги за помощь королю в подготовке контрреволюционного переворота. Одним из лиц, сотрудничавших с Дантоном в этих махинациях, был некто Талон, проходимец, занявший пост начальника королевской тайной полиции, организатор роялистской пропаганды.
Уехав за границу и разбогатев в Англии на финансовых спекуляциях, Талон через девять лет после казни Дантона, в 1803 г., рискнул вернуться во Францию, но был немедленно арестован полицией консула Бонапарта. В своих показаниях он рассказал о сотрудничестве с
Надо добавить, что еще один из роялистов, Теодор Ламет, в своих мемуарах, увидевших свет только в XX в., вполне независимо от Талона, подробно излагает эту историю переговоров Дантона с иностранными державами, в том числе Англией, о спасении короля за 2 млн и об отказе Питта дать согласие уплатить запрошенную сумму.
Нет нужды продолжать, воспроизводя многочисленные дополнительные свидетельства, которые приводит Матьез, для подтверждения рассказов Талона и Ламета. Французский историк попытался под углом зрения этой версии «пересмотреть» всю деятельность Дантона в годы революции. Большинство сочло в целом теорию Матьеза недоказанной. Эти историки решительно отвергли его попытку представить Дантона только взяточником и шпионом, игнорируя объективно большую революционную роль, которую он сыграл в ряде важнейших событий тех грозовых дел.
Система разведки и шпионажа «Корреспонданс» премьер-министра Англии Уильяма Питта
Летом и осенью 1789 г. во Франции как среди роялистов, так и в широких кругах буржуазии были широко распространены слухи о том, что Англия тратит крупные суммы денег на разжигание «беспорядков» в их стране. Из переписки французского министра иностранных дел Монморена с французским послом в Лондоне Лялюзерной явствует, что, хотя оба дипломата признавали отсутствие доказательств английского участия в подстрекательстве к «анархии», оно казалось им более чем вероятным. Обоим сановникам, видимо, не приходила в голову мысль о том, насколько не подходил британский посол лорд Дорвет для роли вдохновителя революции («адских козней», по выражению Лялюзерны).
Примерно два года спустя, 24 и 27 апреля 1791 г., французское министерство направило Лялюзерне два письма, в которых перечислялись действия английской агентуры во Франции. На этот раз посол был более осторожен. В своем ответе он подчеркнул, что, хотя английское правительство, по его убеждению, использует все доступные средства, чтобы поддерживать внутренние беспорядки во Франции, оно вряд ли открыто оказывает помощь недовольным.
Далее посол подверг анализу присланную ему информацию. Во-первых, по его мнению, сведения о том, что известный английский разведчик времен войны против колонистов Пол Уэнтворт действовал на юге Франции, неверны. Лялюзерна считал, что Уэнтворт находился в Голландии, так как если бы он действительно проник во Францию, то своими делами заставил бы говорить о себе. Во-вторых, подвергались сомнению утверждения, что английские заводчики посылают во Францию ружья, пушки и порох, – посол не смог обнаружить никаких доказательств этих поставок.
Так же обстояло дело и с другой подобной информацией. Представитель Версальского двора добавлял, что ему уже передал такие сведения некий Браун-Дигнем; возможно, он же сообщил эти сведения в Париж. Браун-Дигнем ранее служил шпионом в Голландии и был рассчитан своими нанимателями.
После смерти Лялюзерны временным поверенным в делах Франции в Лондоне стал известный французский дипломат и разведчик Франсуа Бартелеми (впоследствии член правительства Директории, крупный сановник в эпоху Первой империи и Реставрации). В депешах, посылавшихся в Париж, а потом в своих известных мемуарах Бартелеми обвинял британский кабинет в «вероломнейшем макиавеллизме», в стремлении любой ценой не допустить восстановления «порядка» во Франции. С другой стороны, Камиль Демулен в разгар французской революции утверждал, что Уильям Питт играет в ней такую же роль, какую кардинал Ришелье (по распространенной легенде, а не в действительности) сыграл в революции английской. Кроме того, Питт якобы решил взять реванш за помощь, оказанную французами колонистам в Северной Америке. Демулен добавлял: «Наша революция в 1789 г. была делом, устроенным британским правительством и меньшинством дворянства». Если так мог писать один из активных участников революции, что же говорить о роялистах, которые и по свежим следам, и много позднее твердили, что Питт вызвал финансовый кризис во Франции в 1788 г., добился созыва Генеральных штатов, занимался организацией всех революционных выступлений, не жалея миллионов.