Антология советского детектива-11. Компиляция. Книги 1-11
Шрифт:
Бессонный остаток ночи накануне отъезда я провел в тяжких раздумьях. Варианты моих возможных действий возникали и лопались, как пузыри от идущего на дно утопленника. Чем больше я думал, тем меньше было надежд на благополучный исход. Клин всюду — куда ни кинь. Выбраться потихоньку из дому и броситься в полицию, в российское представительство, наконец, казалось самым простым и первым пришло в голову, но тут же было отринуто по причине банальнейшей: Линда. Еще не факт, удастся ли доказать, что экстази подложен мне папашей Циммером, но ее судьба в любом случае в опасности.
Сделать вид, что я обнаружил таблетки сам и сдаться, к примеру, на таможне? Поверят ли мне? Сколько будет длиться разбирательство? И сколько
Остановиться по дороге и выбросить все с ближайшего моста в речку? Ах, как соблазнительно! Но когда на конечном пункте маршрута выяснится, что груз по дороге пропал, я могу не просто умереть. Я могу умереть долгой и мучительной смертью.
Есть такой анекдот. Выходит мужик из дому и видит, что его «Жигули» за ночь полностью разули. Он стоит в растерянности, а к нему подходит наркоман и спрашивает, какие, дескать, трудности? Да вот, жалуется мужик, колёса украли. Наркоман лезет в карман, широким жестом достает полную жмень таблеток: «На тебе „колёса“»! — «Я не в этом смысле, открещивается автолюбитель, я насчет машины». — «Машины?» — переспрашивает наркоман, лезет в другой карман, достает шприц: «На тебе „машину!“» Автолюбитель чуть не плачет: «мне, говорит, совсем другое требуется, мне побыстрее уехать надо». Наркоман набирает в шприц жидкость из какого-то флакона и обнадеживает: «Сейчас „уедешь“ — быстрее некуда». Я вспомнил эту байку, когда, так ничего и не придумав, уже покидал славный город Кёльн. Покидал с весьма неутешительными выводами: без гибельных последствий избавиться от наркотиков нельзя, а рисковать ехать с ними через все границы невозможно. Но ведь и просто остановиться посреди дороги, как буриданов осел, я не мог, поэтому ехал вперед, в машине, полной этих проклятых «колёс», и одновременно «ехал» мозгами, пытаясь найти выход из создавшегося безвыходного положения.
Что еще можно придумать? Немецкие автобаны устроены так, что от водителя требуется только давить на газ, да придерживать руль. Голова моя была свободна, и я лихорадочно продолжал перебирать варианты.
Устроить аварию? Задняя дверь — всмятку, приезжает полиция. Далее см. вариант с главным и единственным свидетелем…
Инсценировать пожар, сжечь эту тачку к чертовой матери? Она застрахована, деньги мне выплатят. Или не выплатят, потому что следствие обязательно начнет разбираться с причинами возгорания, обнаружит поджог, это станет известно Циммеру и К., то есть возвращаемся к тому же…
Остановиться на обочине, извлечь таблетки, нажраться ими до одури, а там будь, что будет? Это уже симптом надвигающегося полного отчаяния.
И тут, как иногда бывает, от угрозы полного отчаяния мои мозги предприняли последнее, подгоняемое повышенным вспрыскиванием адреналина усилие, и я придумал. Я нашел единственный способ и невинность перед мафией соблюсти, и капитал, если не приобрести, так хоть не потерять! Но чтобы его, этот способ, осуществить, требовалось совершить ряд довольно рискованных действий, каждое из которых, в случае осечки, могло привести к уже многажды рассмотренному и проанализированному печальному финалу. Однако, ничего иного я предложить себе не мог и, за отсутствием альтернативы, немедленно приступил к реализации своего плана.
Первым пунктом в нем значилось: получить ответ на вопрос, есть ли у меня на пути моего следования сопровождающие? Логика и здравый смысл подсказывали, что они Должны быть обязательно. И теперь требовалось сначала их обнаружить, а потом постараться оторваться, но так, чтобы они не догадались о моей злонамеренности, а приняли это за досадную случайность.
Левой рукой придерживая руль, я правой разложил на пассажирском сиденье любезно презентованную
Произошло это следующим образом. Едва увидев первое из трех напоминаний о скорой дорожной развязке, я перестроился в правый ряд, не упуская из виду зеркало. В нем мне было видно, что еще несколько машин, следующих за мной, кто чуть раньше, кто чуть позже, повторили мой маневр, демонстрируя намерение поворачивать на восток. Но когда я на полном ходу, не снижая скорости, пролетел мимо съезда, лишь одна из них, темно-синяя BMW с двумя седоками, сделала то же самое. Но мне этого было мало. И пролетев метров двести за поворот, я резко затормозил и встал к обочине, включив, на всякий случай, аварийные огни.
Разумеется, я не ожидал, что BMW поступит так же и тем самым раскроет карты. Она и не сделала этого: несколько секунд потребовалось тем, кто находился в машине, чтобы принять решение в нештатной ситуации, и они его приняли, двинувшись дальше. Но рефлексы порой сильнее разума: вероятно, пока длилось лихорадочное обсуждение, водитель автоматически переставил ногу с акселератора на тормоз, и горящие стоп-сигналы стали подтверждением моих предположений. Противник, таким образом, оказался засвечен и определен. Теперь настала пора отрываться.
Подобно тому, как отчаянный русский летчик Петр Николаевич Нестеров вошел в историю мировой авиации своей знаменитой «мертвой петлей», названной впоследствии его именем, я предложил бы благонравным немцам присвоить безрассудному маневру, повторенному мною, имя другого выходца из России Гены-Опарыша. Потому что это его рассказ надоумил меня сделать то, что я сделал: на глазах у наверняка изумленной многочисленной публики промчаться, дико завывая мотором, задним ходом по ихнему священному автобану и, нарушив все правила, свернуть-таки на Дрезден. На что я рассчитывал? Во-первых, на то, что если меня и заложат местные активисты, то искать нарушителя надо будет долго, а судить и подавно придется заочно. Во-вторых, на то, что ни один нормальный абориген или хотя бы просто знакомый с туземным законодательством человек, находясь в здравом уме и трезвой памяти, повторить за мной это преступление не решится, тем более, что конкретно преследующая меня BMW уехала вперед еще на добрых километра полтора. И, наконец, в-третьих, на то, что герр Циммер и его друзья не расценят потом при разборе полетов мой демарш как сознательную попытку скрыться от наблюдения, а примут его за обычное разгильдяйство и невнимательность вкупе со свойственным русским людям наплевательским отношением к закону и порядку.
Во всем этом я, надеюсь, преуспел. Но на всякий пожарный и дальше поехал не прямиком, а свернул на ближайший петляющий между пряничных деревушек проселок, который, впрочем, на моей бедной родине вполне сошел бы за отличное шоссе национального значения. Выбравшись потом снова на автобан, я поехал с легким сердцем, окрыленный надеждой, что от «хвоста» удалось избавиться. И был глубочайшим образом разочарован, когда, поздно ночью подъехав к польской границе, неподалеку от таможенного поста увидел знакомую синюю BMW. Но делать было нечего. Правила игры заданы, и менять нарисованный Циммером маршрут без веских причин я не мог, чтобы не вызвать подозрений — ни сейчас, ни потом.