Антология советского детектива-11. Компиляция. Книги 1-11

Лазутин Иван Георгиевич

— Вы думаете? — насторожился генерал.

— Сейчас мы можем предполагать, что, добывая на своем журналистском авторитете машины друзьям-приятелям и даже посторонним, как Дьяченко, Киреев за услуги брал. Анализируя показания Дьяченко, мы можем утверждать, что имели место завуалированные взятки. Вероятно, Треухов и его сообщники, ныне находящиеся в местах отдаленных, от этой комбинации с привлечением средств массовой информации тоже соответственно имели. Треухов сел. Его имущество конфисковано. Но у Киреева эти неправедные деньги еще лежат. Смотрите, Василий Матвеевич, как осторожен Киреев. В годы всеобщего потребительского разгула он машину не приобретает, на меха и бриллианты не тратится, дачу не строит. Весь,

можно сказать, в алиментах. Выжидает. Но вот времена изменились. Теперь даже мебельный гарнитур без декларации о доходах не купишь. Что станет Киреев писать в декларации? Во-первых, он весьма прилично зарабатывает в кафе, во-вторых, он получил наследство. Все, можно тратить: хоть на мебель, хоть на машину, хоть на бриллианты! Деньги чистые, честные! Вот оно, обеление старых денег. Но ведь и без новых скучно. Честно работать в кафе — получишь не больше законного. И Киреев обращается к людям, которые, как мы видим, — Быков постучал карандашом по бумагам с грифом управления торговли, — ему обязаны. Кстати, дочь Киреева утверждает, что Преснецов — один из старейших приятелей Киреева. Далее. Он по-прежнему осторожен. Поэтому вместо себя высылает в совхоз Пастухова — прикрывается его подписью. Пастухов мог ничего не знать, мог. Он и не знал ничего. И, ни о чем не подозревая, расписывался, принимал «левый» товар, брал накладные, сдавал их Кирееву, отчитываясь. Суть махинации Киреева и Балакина в том, что Балакину килограмм мяса из излишков стоит ноль рублей. Кирееву, точнее, кафе — пять рублей.

— Все это логично, но требует доказательств.

Часы показывали начало восьмого вечера. Быков зашел к себе в кабинет, переоделся из мундира в легкий костюм, позвонил домой.

— Ну, что там у нас? — спросил, услышав голос жены. — Как дела?

— Дима арбуз принес.

— Кто? — переспросил Быков. — Кто принес арбуз?

— У нас Дима Павлов. Завернул, говорит, по дороге из института.

— Ему теперь с Левобережной на Новорязанку через Отрадное ближе?

Марина засмеялась.

Не вешая трубку, только ткнув пальцем в кнопочку, заменявшую рычаг, Вячеслав Иванович набрал другой номер. Павлов тоже еще не ушел домой.

— Позвольте, Александр Павлович, пригласить вас на чашку чая по случаю моего возвращения на родную землю. Заодно воочию увидишь, в какой «библиотеке» пишет диплом твой сын.

— А у тебя чай какой — индийский, со слоном? — самым серьезным тоном спросил Павлов. — Другого, имей в виду, не употребляю.

— Со слоном, с синим... Не с тремя же звездочками!

Павлов выдержал паузу.

— Ладно, ответ перед Катей будем держать вместе с Димкой. Достанется наполовину меньше. Только слушай, может, у тебя машина случится?

— До Отрадного довезу. А на такси домой с сыном скинешься. Ну?

— Через пятнадцать минут буду на бульваре, где обычно.

Быков вызвал машину, уложил в сейф папки с делами, закрыл кабинет и не спеша пошел вниз.

На улице, когда отыскивал в веренице одинаковых черных «Волг» ту, номер которой назвала диспетчер, к нему подошел высокий плечистый сутуловатый мужчина. Лицо пряталось за козырьком спортивной кепки. Быков не сразу узнал Виноградова.

— Извините, бога ради, Вячеслав Иванович, мы тут, — он кивнул на женщину, стоящую неподалеку, это была жена Пастухова, посеревшая, ставшая остролицей, — пробивались к вам... Вот хоть встретили. А то все говорят «нет и нет», не пускают.

— Меня действительно не было, — быстро сказал полковник. — У вас что-то срочное?

— Да, в общем... Поглядите на эту газету, — Виноградов несмело протянул старый номер, развернутый на второй и третьей полосах. Названия газеты Быков не увидел, но заметил аккуратные дырочки от дырокола — значит, газету вытаскивали из подшивки. — Посмотрите вот эту заметку, — указал Виноградов на большой газетный «подвал». — Тут про

Балакина, про Преснецова, и что самое главное — об этих людях пишет Виктор Николаевич. Значит, они старые знакомые. А Борис Пастухов никакого отношения к этим людям никогда не имел. А теперь Киреев систематически переплачивает Люсе, чтобы молчала...

Быков взял газету, кивнул:

— Спасибо. Это может оказаться полезным.

— Да это вам спасибо... Вам спасибо...

В машине Быков пробежал глазами очерк Киреева о работе хладокомбината, того самого, на котором «трудились» Преснецов и Балакин. Писал прямо-таки взахлеб! Хоть к ордену их представляй!

«Когда же это было? — подумал Вячеслав Иванович. — Судя по газетной дате, это было, когда на хладокомбинате работали комиссии партконтроля и бригада ОБХСС. Значит, когда только начиналось. Выходит, решили поддержать через печать, притупить бдительность газетными аплодисментами. А машины Киреев доставал Преснецову и Балакину еще раньше».

Павлова Быков увидел издалека. «А что это Димка, — вдруг подумал, — в институте делает? Ведь ему вроде на картошке положено быть? Боже мой, да ведь сегодня второе сентября!..» А он планировал отпуск. Допланировался!

XXII

Накануне вызова в МВД СССР Преснецов не спал всю ночь. Всю ночь пил, и его не брало.

Быков рассматривал Федора Филипповича Преснецова, бывшего главного инженера хладокомбината, ныне человека без определенных занятий, утверждающего, что в данное время он оформляет инвалидность.

— Что же болит? — участливо спросил Вячеслав Иванович.

— Гипертония совсем замучила.

— С Киреевым давно знакомы? — перешел полковник к делу, скептически глянув на отекшее лицо Преснецова. Несмотря на гипертонические кризы, ведущие к инвалидности, от «болящего» шел терпкий запах одеколона «Лаванда», не способного, однако, перебить устойчивый дух винного перегара.

— Как давно знаком с Киреевым? — Бывший главный инженер хладокомбината склонил лысеющую голову. — Да как вам сказать... Прилично.

— Расскажите, каким образом Киреев помог вам приобрести автомобиль?

С минуту Преснецов смотрел на Быкова недоуменно. Потом, издав некое саркастическое «гм!», сказал:

— Три года назад из меня тянули, на что я купил машину. Новые времена — новые вопросы? Покупал, как все тогда покупали. Объявили на холодильнике запись на машины. Мы с Балакиным записались. Потом получили. Балакин, кажется, свою уже продал. Бензин дорогой, нерентабельно.

— Не было у вас на комбинате записи на ГАЗ-24. Я уточнял, — сказал следователь.

— Да? Значит, я запамятовал. Давно было дело. Это все ерунда, полковник. Покупал, как все тогда покупали. Или вы думаете, что была взятка? Нет. Я взятку Кирееву не давал. Да и за что? Он машинами не торговал.

— А вот за это ходатайство разве вы не благодарили Киреева? — Быков выложил письмо Преснецова в редакцию с жалобой на формализм и волокиту при продаже ему автомобиля — с резолюцией Треухова.

— Ах, вот что вас тревожит, — хмыкнул Федор. — Ладно, отвечу. Разве вам не известно, какую вакханалию вокруг торговли автомобилями организовали? Концов не найти! А все специально, чтобы порядочные люди... — Преснецов говорил, но думал о другом: «Прав оказался Игнат... А я не хотел верить! Но если здраво рассудить: три года я даже участкового в глаза не видел, а тут в милицейские верха выдернули. Копают там, где вроде им и копать-то неинтересно, где я вроде ни при чем. Дураку ясно: издалека подходит, наводку Киреева маскирует. Логично: три года назад, когда напрямик ломили, где сели на меня, там и слезли. Кроме Киреева, выставить меня некому. Прав Игнат! Где гарантия, что, кроме этого письма, у полковника в столе не лежат другие, тоже с подписью Киреева? Над нашим с Игнатом... смертным приговором?»