Антология советского детектива-36. Компиляция. Книги 1-15
Шрифт:
Новиков снова, ломая спички, долго раскуривал папиросу, а когда закурил, опять улыбнулся Находину своей ясной, чуть застенчивой улыбкой.
«Какая улыбка хорошая», — со все растущим чувством симпатии к Новикову подумал Трофимов.
Он подошел к судье, присел подле него на краешек стола.
— Может, и не к месту я сейчас, но… давно хотел с вами и товарищами посоветоваться… Речь идет о моем первом выступлении в суде. Я выбрал для него дело Константина Лукина. Мне думается, что дело это очень серьезное.
— И я так думаю, Сергеи Прохорович, — понимающе кивнул Новиков. —
— Да они бы и не помирились, — убежденно сказала Власова. — И не я одна так думаю. По вашей просьбе, Сергей Прохорович, я уже разговаривала кое с кем из друзей Тани и Константина, со стариком Зотовым. И все в один голос: пусть суд поможет им и нам разобраться в случившемся.
— Так прямо и говорят — пусть суд поможет разобраться? — вспоминая свой недавний разговор с Михайловым, спросил Трофимов.
— Так прямо и говорят. Кстати, Сергей Прохорович, через несколько дней мы с Бражниковым собираемся поделиться с вами нашими соображениями по этому делу.
— Хорошо. — Трофимов взглянул на Новикова и своих помощников. — Значит, решено — буду выступать.
— Да, Сергей Прохорович, думаю, что дело Лукина того стоит. — Новиков поднялся и, подойдя к Находину, дружески похлопал его здоровой рукой по плечу. — Чего задумался? Или недоволен чем?
— Да ну, что ты, — не очень-то весело ответил Находин. — Дай-ка закурить.
Коробка «Казбека» судьи, как трубка мира, пошла по рукам, и даже не курившая Власова взяла и неловко зажала в пальцах папиросу.
17
Юркий «вездеходик», в котором сидели Трофимов и Находин, выбрался из города и помчался по асфальтированному шоссе, ведущему к Ключевскому комбинату.
Скоро кончилась неширокая полоса огородов, справа от дороги промелькнули белые больничные здания, и машина въехала в густой сосновый лес.
— Защитная полоса, — сказал Находин, поводя рукой в сторону леса. — Два километра сосняка отделяют город от комбинатской копоти.
— Да, в городе совсем не чувствуется близости большого завода, — отозвался Трофимов.
— Что, тихо очень?
— Я говорю о том, что в городе нет ни гари, ни пыли.
— Ни шума заводского, — буркнул Находин.
— На комбинате, по-вашему, веселее?
— Я этого не говорю, но там отличный клуб. Даже не клуб, а Дворец культуры, большой стадион.
— А основная масса рабочих комбината где живет?
— В городе.
— И что же, ездят каждый вечер на комбинат — в клуб, на стадион?
— Ездят. Но больше комбинатские ездят к нам.
— Это почему же?
— У нас парк, зелень, река.
— А на комбинате разве нет зелени?
— Не густо. Вот приедем — посмотрите.
Замолчали. Да Трофимову и не хотелось говорить. За те несколько недель, что он прожил в Ключевом, ему так и не удалось как
Многое пришлось узнать Трофимову за годы войны. Где только не побывал он, каких только городов и стран не повидал! Но далеко не все, что он видел и пережил, оставило след в его памяти. Часто бывало так, что запоминался какой-нибудь крохотный хуторок, короткий разговор с солдатом у переправы и забывались большие города и долгие беседы. Дело, видно, было не в размерах, не в броскости впечатлений, а в том неуловимом ощущении значительности увиденного и пережитого, в чувстве, то грустном, то радостном, которое пробуждается в человеке, отвечая сокровенным его влечениям.
Старинный уральский городок сразу пришелся Трофимову по душе. Его пленила самобытная красота города, добротность его домов, ширина улиц, норовистый изгиб реки.
Вспоминая свои первые встречи в городе, свои первые разговоры, Трофимов с добрым чувством подумал о Рощине. Из бесед с ним он вынес твердое убеждение, что районом руководит умный и деловой человек.
Подумалось Трофимову и о частых, но всегда таких коротких встречах с Мариной, когда они едва успевали обменяться двумя-тремя фразами. Неожиданно большое значение приобрели для Трофимова эти встречи. Он нередко ловил себя на том, что думает о Марине, вспоминает ее голос, ее большие, то серьезные, то насмешливые глаза. Он был доволен, когда заставал ее дома. Ему необязательно было говорить с ней, но сознание, что Марина где-то здесь, совсем близко, радовало его, хотя сам он до конца в этом себе и не признавался.
Вот и сейчас он с удовольствием подумал о вечере, когда вернется домой и, может быть, не Евгения Степановна, а Марина откроет ему дверь.
«Ну и ну, хорош! — рассмеялся своим мыслям Трофимов. — О чем это ты думаешь, товарищ прокурор?»
Статные, без единого изгиба стволы сосен возносились в прозрачно-голубой простор. Высоко над землей едва-едва покачивались их могучие ветви, а над ними зеленели молодые метелочки макушек. Солнце, только что поднявшееся над лесом, расцветило его золотыми полосами. Укрытая прошлогодней хвоей земля казалась подернутой искрящейся чешуей, а трава на просеках ослепительно зеленела.
Лес начал редеть. Все чаще стали попадаться кривые, чахлые деревья, потемнела трава на пригорках.
Шоссе в этом месте делало крутой поворот и выносилось, стремительное в своем широком течении, прямо к корпусам комбината. Он лежал в котловине, опоясанной со всех сторон хвойным лесом.
Трофимов и раньше догадывался о размерах комбината, но теперь, увидев его вблизи, был поражен его огромностью, красотой зданий, высотой копров, ажурной легкостью подвесной дороги. Производственные корпуса, надшахтные постройки, газгольдеры, трубы — все сверкало торжественной белизной. Многочисленные дымки, тянувшиеся из труб электростанции, казались прозрачными и бесследно растворялись в воздухе.