Антология советского детектива-39. Компиляция. Книги 1-11
Шрифт:
— Лет тридцати и с наколкой на правой руке. Спасательный круг и якорь, — добавил Смирнов.
— Как догадались? — обиженно спросил Махов.
— Слишком долго ты, Леня, готовил эффективную концовку.
— И общая картина начинает складываться. Мне очень хочется теперь по-настоящему прочесать "Привал странников".
— Бумагою запасся?
— А как же! Поедем, Александр Иванович?
— Давай на завтра отложим, а, Леонид! Для того чтобы чесать "Привал", мне кое-что узнать надо. А концы — будь здоров. Весь день на это
— Да и у меня хлопот полон рот. Но очень хочется…
— Завтра, Леня, завтра с утра.
— К девяти я у вас, как штык.
Было половина одиннадцатого.
А в одиннадцать часов пятнадцать минут Смирнов нашел сильно пьяного Шакина В.В., нашел в зачахнувшей рощице, где обычно забивают "козла". Сейчас не забивали — рано. Шакин сидел за столиком перед пустым стаканом. Но бутылки нигде не было: пьян, пьян, но законспирировался.
— Где с утра достал? — спросил Смирнов, сзади положа Шакину руку на плечо. Шакин не вздрогнул, не испугался, до того был пьян, медленно повернулся и посмотрел на Смирнова отстраненно растопыренными глазами. Посмотрел и предложил:
— А-а-а, это ты. Выпить хочешь?
— В честь чего гуляешь?
— Не гуляю — поминаю. Паленого поминаю. Душевный был человек!
— Что ж ты о покойнике — Паленый! Его Геной звали.
— Правильно, Геной. И добрый был. Уважит, бывало, поднесет.
— Ну а еще что скажешь, Вадик?
— У него в последнее время присловье было: "Мы и мертвыми возвращаемся". А вот утоп и не вернулся. Ах, Паленый, Паленый! — Шакин, не вынимая бутылки из внутреннего кармана пиджака, ловко налил полстакана. Посмотрел на Смирнова: — Будешь?
Смирнов ладонью прикрыл стакан:
— Подожди немного, Вадик! — и вытащил из кармана рубахи фотографию. Посмотри, этот человек у тебя паспорт купил?
— Этот не этот, какая разница! — не глядя на фотографию, возгласил Шакин. — И все-то ты с глупостями…
— Ты что, меня не узнаешь, Шакин?! — надавил железным голосом Смирнов.
— Узнаю. Ты есть главный виновник смерти Паленого. Ты его избил, как мальчишку, унизил тем самым до невозможности. Он от обиды запил по-черному, и от того, что пьяный, утонул. Ты — душегуб.
— Прекрати кривляться, ну!!! — рявкнул Смирнов. — И смотри! Этот или не этот?!
От смирновского рыка Шакин вспомнил про себя, что он есть, и, собравши последние силы, уставился на фотографию. В глазу появилась осмысленность.
— Вроде этот, — наконец изрек он.
Жека готовил зал: стелил скатерти на своих столиках, расставляя фужеры, раскладывая ножи-вилки. Смирнов наблюдал за ним от дверей.
— Поди сюда, Жека! — приказал он.
Жека посмотрел на него, узнал, не торопясь дооформил последний столик и только после этого направился к Смирнову. А Смирнов на площадку вышел, устроился на любимом своем подоконнике. Жека стал напротив, сказал:
— О вас после пятницы по Болшеву легенды ходят.
— Обо мне,
— Отпоминались. Вчера похоронили.
— А Шакин вон переживает, никак не успокоится.
— Не переживает, а пьет. Пьянь и рвань.
— Что ж ты мне врал, Жека? Паленого боялся? Ведь это он просил тебя свести того человека с Шакиным, чтобы самому в стороне быть?
— Что ж вам рассказывать, когда вы все и так знаете?
— Это я сейчас знаю, а тогда не знал. Врать нехорошо, Жека. Еще раз мне соврешь — пеняй на себя. Смотри. — Смирнов вытащил из кармана фотографию и протянул Жеке. — Он?
Жека рассматривал фотографию и так, и этак. Спросил:
— Шакин его опознал?
— А твое какое собачье дело знать, опознал он его или нет? Ты не бойся, Жека. Нечего теперь тебе бояться.
— А я и не боюсь. Этот мужик и купил паспорт Шакина.
— Благодарить не благодарю: не за что. — Смирнов поднялся с подоконника. — А совет дам: аккуратнее будь, Жека. Без надобности в дерьмо не лезь.
Было желание у Жеки ответить, но не ответил. Не простившись, Смирнов стал спускаться по лестнице.
На стоянке Смирнов забрался в "Ниву". Жарковато было, но куртку не снимешь — положение обязывало: дура под мышкой. Раскрутил все окна и поехал в Москву.
У Рижского вокзала сделал разворот к рынку, с трудом пристроился на стоянке и пошел гулять по выставке-продаже плодов индивидуальной трудовой деятельности. Штаны, рубашки, леденцы, наклейки, значки, зимние шапки, детское исподнее, майки с надписями на иностранном языке, съедобная вата, бижутерия, игрушки, хрустящие трубочки с кремом… Задорно кричат, смеются, уговаривают друг друга. Забавно, весело, свободно. Хочешь покупай, а хочешь — не покупай. Хоть здесь право выбора.
Смирнов искал целенаправленно. Он подходил только к торговавшим штанами и задушевно задавал как бы интимный вопрос:
— А Веня где?
Первые трое опрошенных тупо и однообразно отвечали вопросом на вопрос:
— А кто такой Веня?
И только у самого роскошного прилавка с богатым ассортиментом "вареных" джинсов на любой вкус элегантный услужливый молодой человек откликнулся соответствующе:
— Был, был здесь. Но уехал минут сорок назад.
— А куда он уехал, не подскажете? Я — его старый знакомый, он мне очень нужен.
— Наш Веня нужен всем, — мягко улыбнулся молодой человек и уже серьезно: — Он поехал в наш цех за товаром. В ближайшие полчаса должен быть.
Молодого человека отвлек покупатель. Молодой человек еще раз извинительно — улыбнулся Смирнову и занялся делом, а Смирнов продолжил прогулку по рынку — на полчаса. Такое уж сыскное дело — ждать, всегда ждать.
Еще недавно король московского подпольного джинсового самопала, а ныне солидный кооператор Вениамин Беленький обрадовался Смирнову, как отцу родному: