Антология советского детектива-45. Компиляция. Книги 1-22

Семенов Юлиан Семенович

— Гелий, — подсказал Сережка.

— Угу, гелий. Я знала, только забыла. Ты читал про эту турбину?

— Ну, читал когда-то, — кивнул он, совершенно не понимая, какое отношение имеет турбина Капицы к их разговору.

— Страшно интересно, правда? Ну вот, я когда прочла, то мне тоже захотелось построить что-нибудь вроде этого…

Только тут Сережка заметил, что лист с расчетами украсился какой-то куклой с сердечком вместо рта и длинными загнутыми ресницами. Скрипнув зубами, он придвинул бумагу к себе и выдернул карандаш из девчонкиных пальцев, измазанных фиолетовыми чернилами.

— Так,

значит, тебе тоже захотелось построить турбину для сжижения гелия? — спросил он со зловещим спокойствием, сразу все поняв.

— Угу. Ну, конечно, такую точно не удастся — это ведь, наверное, страшно трудно, правда? Там написано, что у Капицы зазор между кожухом и той штукой, что крутится, равен одной сотой миллиметра — так я ведь и не собираюсь получать жидкий гелий, правда?

Несколько секунд Сережка молчал, чувствуя, что внутри весь накаляется, как только что включенный триод.

— Это жалко, что ты не собираешься получать жидкий гелий, — процедил он наконец сквозь стиснутые зубы. — Тогда нет смысла строить и турбину, это для тебя слишком плевое дело. Если уж ты хочешь тянуться за Капицей, так у него есть вещи поинтереснее, чем какая-то затруханная турбинка…

— Ой, правда? А я и не знала. Ты мне расскажи, я страшно люблю про всякие машины. Что, например, у него еще есть?

Девчонка навалилась на стол, подперла кулачком щеку, приготовившись слушать, и улыбнулась Сережке. Эта-то улыбка его и взорвала.

— Например, циклотрон!! — бешено заорал он, уже не владея собой. — Для бомбардировки атомного ядра!! Начинай уж лучше строить себе циклотрон, псиша ты несчастная! А покамест катись отсюда к батьке лысому, и чтоб ноги твоей здесь больше не было!

— А ты, пожалуйста, не кричи на меня! — обиженно завопила турбостроительница, на всякий случай отъезжая от стола вместе со своим табуретом. — От психа слышу!

— А я тебе говорю — выкатывайся! Ходит тут, язва, людей от работы отрывает!

— Ах, какие красивые выраже-е-ения… — иронически протянула девчонка и упрямо тряхнула косами. — Не уйду! Я хочу говорить с Попандопулом!

— Если ты сейчас же отсюдова не ушьешься, — с тихой яростью прошипел Сережка, — то я тебе сейчас такого всыплю попандопула, что ты год будешь помнить…

Фанерная перегородка, разделявшая две лаборатории — энергетическую и авиамодельную, — не доходила даже до потолка. Как назло, в тот памятный вечер в авиамодельной тоже засиделось несколько энтузиастов, готовивших что-то к июльским состязаниям в Коктебеле. Когда девчонка, испугавшись Сережкиной угрозы, вскочила и с грохотом опрокинула табурет, в перегородку постучали молотком и ломающийся басок крикнул:

— Эй вы, энергетики! Нельзя ли не так энергично? Что вам здесь — Лига Наций, что ли?

— У них семейная сцена, — пояснил второй голос. — Энергию девать некуда…

Вмешательство авиации только подлило масла в огонь.

— Вас только тут и не хватало, коккинаки недоделанные! — заорал Сережка, обернувшись к перегородке. Турбостроительница, стоя посреди лаборатории, заразительно рассмеялась, закидывая голову; Сережка, приняв смех на свой счет, вылетел из-за стола с намеренней дать вредной девчонке по шее — будь что будет! —

но ту как ветром сдуло, только мелькнули в двери рыжеватые косы и синяя плиссированная юбка.

Выждав за дверью несколько секунд, девчонка крикнула громким голосом:

— Жду на улице! — Это была обычная школьная формула вызова на драку. — Погоди, выйдешь только — я так тебя отделаю! — И вихрем понеслась по гулкому коридору, топая как жеребенок.

Ошеломленный неслыханной наглостью, Сережка стоял, буквально разинув рот. За перегородкой тихонько посмеивались, потом первый голос пробасил ободряюще:

— Слышь, энергетик… не дрейфь, мы тебя проводим!

Решив не связываться, Сережка мысленно послал в нехорошее место всех авиамоделистов, с особым чувством присовокупив к ним плиссированную турбостроительницу, и со вздохом уселся перематывать испорченную катушку…

Вся эта неприятная история вспомнилась ему сейчас, как только он увидел знакомый профиль. Так вот оно что… значит, это и была племянница знаменитого майора!

Сережка искренне пожалел беднягу, вынужденного постоянно терпеть такую язву у себя дома, а потом ему стало жаль самого себя. Мало того что второгодник, еще и сиди теперь в одном классе с этой… а все этот чертов грекос со своим конкурсом!

— О ком это ты размечтался? — шепнул Лихтенфельд, толкнув его локтем. — О Николаевой, да? А что такого ты про нее слышал? Не знаю, мне говорили, что она ничего…

Сережка посмотрел на него рассеянно и возмутился. В самом деле, какого черта он о ней думает? Нашел о ком думать — о какой-то язве-турбостроительнице! Да ну ее в болото, в самом деле. Не стоит она того, чтобы из-за нее расстраиваться. Подумаешь, велика беда — в одном классе! Не обязан же он здороваться с ней за ручку. Не будет ее замечать, и дело с концом. Просто постарается не сталкиваться…

Столкнуться им пришлось очень скоро.

На этот раз Сережкина судьба избрала своим орудием Сашку Лихтенфельда. Помимо легкомыслия Сашка обладал еще и тем недостатком, что всех вокруг себя считал такими же легкомысленными. Поведение Дежнева в тот день, когда он рассказал ему про Николаеву, заставило его заподозрить, что тут что-то неладно. Не были ли они знакомы раньше и уж не поссорились ли из-за какого-нибудь пустяка? А сердце у Сашки Лихтенфельда было доброе, и он очень любил мирить поссорившихся и вообще улаживать всякие недоразумения. Поразмыслив, он не нашел ничего лучшего, как подойти однажды на переменке к Земцевой, когда та была одна, и сообщить ей, что его друг Дежнев, физик и вообще замечательный парень, очень хочет познакомиться когда-нибудь с ее матерью.

Сам Сережка, естественно, ничего об этом не знал; однажды, на второй неделе после начала занятий, обе подружки подошли к нему во время большой переменки, и черненькая сказала с приветливой улыбкой:

— Слушай, Дежнев! Лихтенфельд мне говорил, что ты хочешь познакомиться с мамой?

Сережка опешил. Он никогда не высказывал Сашке подобного желания, и сейчас первой его реакцией было заподозрить в этом очередной подвох со стороны рыжей шалавы, которая стояла тут же с независимым видом, утрамбовывая песок носком туфли.