Антология советского детектива-46. Компиляция. Книги 1-14
Шрифт:
— Слышал.
— Его, считай, мы уже нашли.
— На Люду дело повесили? — враждебно спросил Васька. — Она его не брала.
— А кто его взял, по-твоему?
— Да хоть бы я!
— Брось. Она созналась. И даже сказала, зачем взяла.
На Васькином лице отразилось замешательство. Он хотел взять на себя вину: спасая Люду, он готов был на что угодно. Но решительно не мог понять, зачем ей нужен был этот портсигар. И то, что Цветков знает это, убедило его больше, чем что-либо другое, что Люда действительно созналась. И он растерянно пробормотал:
— Зачем же… взяла?
— Он нужен был не ей, — спокойно пояснил Цветков. — Ей велел это
В этот момент снова зазвонил телефон. Цветков досадливо взял трубку, и до него донесся взволнованный голос Откаленко:
— Федор Кузьмич! Починский уехал!
— Куда?
— С театром. На гастроли. В Австрию!
— Что?! Когда ушел поезд?
— Час назад.
— Немедленно на вокзал! И сразу телеграмму по линии! — жестко приказал Цветков. — Пусть ссадят на ближайшей станции.
Он положил трубку и посмотрел на Ваську.— Видал? Вот наша работа какая. Ну ничего, далеко он не уйдет.
— Кто такой? — угрюмо спросил Васька.
Цветков посмотрел на встревоженного парня. Он понимал, что Васька сейчас думал совсем не о том, поймают или не поймают того человека. Он думал о Люде, и боялся, и не хотел верить в то, что она его обманула. Надо было его убедить в этом, надо было, чтобы он не мучился, не тосковал по этой дрянной девчонке, чтобы он был свободен и открыт душой для других, настоящих, хороших людей, которые еще встретятся на его пути. И еще надо было, чтобы Васька был готов к новым испытаниям. Он уже сделал первый очень важный шаг в сторону от своей прошлой жизни. Теперь надо заставить его сделать еще один шаг.
— Кто ж это такой? — снова спросил Васька.
— Артист один, Владиком зовут, — небрежно ответил Цветков. — Не слыхал?
— Артист, говорите?
По напряженному тону, каким переспросил Васька, Цветков догадался, что всколыхнулись в душе у парня какие-то воспоминания или подозрения.
— А что? Ты, брат, для нее стал мелковат. Шика нет в тебе, лоска, да и денег тоже. Олег и тот был поинтереснее. Она ведь и с ним встречалась тайком от тебя.
Цветков ожидал, что Васька сейчас взорвется, закричит, не поверит, и уже пожалел, что упомянул про Олега. Но Васька, опустив голову, молчал и только поспешно прижал рукой задергавшуюся щеку.
— …Ну, а потом появился этот артист, — продолжал Цветков. — С ним загуляла. Но и тебя и дружка твоего за нос водила.
— Был один такой дружок, да сплыл, — процедил сквозь зубы Васька. — Уж он получит, гад буду.
— Не стоит пачкаться, — Цветков презрительно махнул рукой, потом со значением повторил: — Не стоит, Вася. Тут большое дело надвигается. Виталий-то наш заболел там, в Снежинске.
— Ну да? — встрепенулся Васька, и Цветков почувствовал, что ему удалось увести его от мыслей о Люде.
— Заболел, — досадливо повторил он. — И Косого взять не успел. Тот теперь здесь, в Москве. Брать его должны мы. И вот тут, Василий, к тебе сначала один вопрос, а потом… Но сначала вопрос. Виталий, когда в сознание пришел, рассказал…
— Без сознания был! — вырвалось у Васьки, и он подозрительно спросил: — Может, загибаете насчет болезни? Может, его Косой…
— Нет, — покачал головой Цветков. — Все точно. И у Косого нет никаких подозрений. Так вот, Виталий рассказал, что Косой хвастал перед ним какой-то штукой, которую ты ему дал. Что за штука, а?
— Дело прошлое, — с неохотой буркнул
— Дело-то, может, и прошлое, но обернуться может настоящим. Все зависит от того, что за штука. Косой зря-то хвастать не будет, как полагаешь?
И Васька с неожиданной растерянностью ответил:— Да… обернуться может… если он на свободе…
В этот вечер столько навалилось на него неожиданного, столько ударов вытерпела его душа, что у Васьки уже не осталось ни желания, ни сил что-то скрывать. И только одна мысль заставляла его еще колебаться. Из-за этой «штуки» могла пострадать мать, ни в чем не виноватая, ни о чем не знающая. Потому он в тот раз ничего и не рассказал Виталию.
— Что же ты ему дал, Вася? — повторил свой вопрос Цветков.
— Я ему много чего дал. Думал, отвяжется, — через силу ответил Васька.
Цветков кивнул головой.— Знаю. И этим он перед Лосевым хвастался.
Цветков совсем недавно прочел срочное спецсообщение из Снежинска, где подробнейшим образом излагалось все, что рассказал Лосев, придя в сознание.
— А дал я ему… — с трудом преодолевая последние колебания, наконец, сказал Васька. — Дал пистолет. Маленький, с перламутровой рукояткой. Его отец с фронта привез. Мать испугалась, все просила, чтоб сдал. А он… он уже чувствовал, что его арестовать могут… — губы у Васьки задрожали. — Говорил, застрелится. А мать тайком взяла и спрятала, так, что сама потом забыла куда. Потом, когда отца… в общем пришли за ним, то и при обыске не нашли. А мать и думать забыла про этот пистолет. А то бы сдала. Это точно, сдала бы, — тревожно повторил Васька. — А я потом его нашел и ничего ей не сказал. Боялся напоминать. И потом память все-таки… — Васька на секунду умолк и с неожиданным ожесточением продолжал: — Вот однажды ночью, в колонии, я, дурак, трепанул об этом Косому. А он мне житья потом не давал. Чтоб отдал ему, значит, этот пистолет. Знаете, как грозил? Ну, я в конце концов его у матери и стащил. Гад я последний…
— Значит, пистолет сейчас у него?
— Ага.
— А патронов сколько?
— Одна обойма была. Но я ее… — Васька слабо усмехнулся. — В общем выбросил. Нету у него патронов. Если… если, конечно, раздобыть не успел, как собирался. А уж он что задумает, то сделает.
Цветков почувствовал: Васька напуган известием, что Косой на свободе и что он в Москве. И власть свою над ним Косой, конечно, использует. Этого допустить было нельзя ни в коем случае! Следовало сказать Ваське что-то такое, задеть такие струны в нем, чтобы прошел страх перед Косым, чтобы появилась ненависть, чтобы Васька стал верным помощником Цветкова в предстоящей борьбе. Это нужно было не только и даже не столько Цветкову, сколько самому Ваське, чтобы он вздохнул свободно, чтобы почувствовал себя человеком. Но что же ему рассказать о Косом? Что могло особенно сильно задеть сейчас Ваську?
Цветков перебирал в памяти все, что знал о нем, все, что рассказал там, в Снежинске, Лосев. Косой насмехался над Васькой, он откровенно презирал его…
И вдруг Цветкова словно осенило. Ну конечно! Ведь Ваське, особенно сейчас, в эту трудную для него минуту, дороже всего… А Косой…
— Еще сообщил Лосев, — медленно произнес Цветков, — что Косой пробовал было насмехаться над твоим отцом. Говорил, что воры заставляли таких, как он, им пятки лизать, парашу есть. Это чуть не погубило Лосева…