Антон Губенко
Шрифт:
Антон Алексеевич заинтересовался пейзажем. Смотрел на высокие пирамидальные горы, на снежные вершины, укрывающие свои верхушки в дымчатых облаках, на перевал, за которым была его страна. Горы были так величественны и неприступны, что казалось, никогда не откроют они обратного пути.
Праздничный обед, устроенный в тихом красивом саду, велеречивые тосты, ответные речи затянулись до позднего вечера.
Антон устало смотрел на людей, сидящих за длинным праздничным столом, заставленным по-восточному красивой посудой, узнавал советских советников по их скромному штатскому костюму. Поражался нарядности китайских военачальников, украсивших
Полковник Жигарев, информированный о сложной обстановке в стране и отношениях между военной элитой и административной верхушкой, четко, с дипломатическим тактом, присущим его необычному положению, говорил о роли военных советников.
— Мы хорошо сознаем трудности борьбы. — Жигарева слушали внимательно. На него смотрели как на официального представителя правительства, излагающего его взгляды. Заявление военного атташе можно принять к сведению, можно опротестовать. — Нелегок путь, на который ступил Китай, но он ведет к национальному объединению, подъему экономики, повышению жизненного уровня народа. СССР — ваш союзник… Мы отдадим свои силы, знания подготовке ваших военных кадров для вооруженной защиты вашей страны.
Полковник Жигарев не говорил о том, что эта борьба потребует жертв, гибели людей, в том числе и наших военных специалистов, но он знал об этом.
Прием затянулся. После него летчики возвратились в одноэтажный дом-гостиницу. Пять минут для перекура, обмена впечатлениями. Душная ночь. Сменили рубашки и занялись делом. Командир авиационной группы Алексей Благовещенский сообщил, кто закреплен в каком экипаже, о боевом расчете, о действиях по боевой тревоге, об особенностях местного рельефа.
Вновь появившийся полковник Жигарев кратко информирует об обстановке. Разговор длится почти всю ночь; никакой скидки на тяжелую дорогу, на усталость первого дня и на утомительность приема. Здесь фронт.
Советские летчики приехали переучивать китайских, но если… если японцы будут бомбить аэродромы, на которых расквартированы советские пилоты, надо защищаться. Составляются учебные группы и боевые расчеты…
Приближалось утро… Выступил батальонный комиссар Андрей Рытов, он же главный штурман. Невысокий, с напряженным взглядом серых глаз под могучими бровями, он говорил о необходимости информировать о политической обстановке в стране… Его рассказ — о Чан Кай-ши.
Губенко слушает внимательно, силится запомнить фамилия, даты, и ему не сразу это удается. Он достает блокнот, карандаш, чтобы записывать выступление, но Рытов замечает ему:
— Записывать не надо, Антон, запоминай!..
Губенко хотел возразить, но никто не записывал. И он запоминает…
— После смерти Сунь Ят-сена фактическим правителем Китая стал Чан Кай-ши. Но удержаться у власти труднее, чем ее взять. Нужны дипломатия, маневры, союзники. Чану не доверяют, его сторонятся, его не признают, и он ищет выход.
Ловкий и предприимчивый, Чан Кай-ши, стремясь
Сунь Вэнь, приобретя всемирную известность как политический деятель, став президентом Китая, нарекает себя именем Сунь Ят-сен. Бывший начальник военной школы Вампу Цзян Чжун-чжэн объявляет себя учеником, последователем великого учителя и отныне тоже подписывается новым именем — Чан Кай-ши. В этом, видимо, тоже есть своя историческая закономерность, а не жалкое подражательство, как пишут газеты.
Первого сентября 1917 года чрезвычайная сессия парламента утвердила Сунь Ят-сена генералиссимусом всех военно-морских и сухопутных сил Китайской республики. По примеру учителя Чан Кай-ши собирает чрезвычайное заседание Гоминдана и добивается утверждения себя в звании генералиссимуса. Честолюбие удовлетворено. Но аппетит приходит во время еды…
В 1919 году китайцы, проживающие в Канаде, узнав о мытарствах отца Китайской революции, купили ему на собранные деньги небольшой двухэтажный, в пять комнат, дом в Шанхае. Дом Сунь Ят-сена всегда был открыт для всех. Уж таков Сунь.
Утвердившись на всех высших постах в Китае, Чан Кай-ши тоже приобретает в Ханькоу двухэтажный дом. Правда, в нем двенадцать комнат; четыре Чан отводит под личные апартаменты, остальные — под приемные, охрану, секретариат. Такая параллель симптоматична. Потеряв одного отца, Китай приобрел другого.
Жена Сунь Ят-сена, красивая Сун Цин-лин — его боевая помощница, участница всех съездов и заседаний Гоминдана. Жена Чан Кай-ши, очаровательная Сун Мей-лин, негласно опекает армию, вмешивается в военно-торговые закупки, является фактическим руководителем Военно-авиационного комитета. Она позволяет себе иногда лишь советоваться с его председателем Цянь Да-цзюнем.
Если власть не дают, ее приобретают.
Великих роднит сходство.
Чан внешне похож на Суня. Сунь был худ, не курил, не пил, он одевался просто, быстро устанавливал контакты с людьми, он не носил никаких отличительных знаков. Много работал. Сунь был спокоен, сдержан в любой обстановке. Чан раздражителен, большим усилием воли сдерживает нервные вспышки, иногда ему удается искусно скрыть свое настроение, но постоянное напряжение очень его утомляет, он становится болезненным. Для вождя внешний вид важен, как новые идеи.
На одном из банкетов Чан великодушно объявил о награждении советских советников орденами…
Чан — психолог, политик, стратег. Он знает, что все люди слабы, любят секреты, и потому доверительно говорит о китайских наградах… руководителям Красной Армии. Тишина. Недоумение. Настороженность. К чему такая таинственность? Хорошо, цель достигнута, люди теряют ориентацию, их умы загружены новыми фактами.
Да, да, он, Чан Кай-ши, обращается к советским руководителям со словом «товарищ». Ему это ничего не стоит, но ему необходимо доверие. Война войной, но ему нужна власть. Он умеет ценить и своих людей. Он награждает и Цянь Да-цзюня — начальника Военно-авиационного комитета. Советские товарищи доверяют ему, он стремится к союзу с ними. Советские теперь больше будут доверять и Чану.