Антон и антоновка
Шрифт:
— Хорошо, Ангелито. Вот, смотри! — Она показала ему листок бумаги.
Ангелито долго разглядывал листок.
— А что тут написано? — спросил он, потому что не умел читать: он был слишком беден для того, чтобы ходить в школу.
И Мария рассказала ему, что на свете есть кучка очень богатых и очень жестоких людей, которые хотят войны. Но все остальные люди хотят жить в мире. И вот, если все-все подпишутся под такой бумагой, тогда войны не будет.
Ангелито повертел в руках листок.
— А можно, — спросил
Мария погладила его по чёрной курчавой голове.
__ Дурачок, — ласково сказала она, — ты ведь ещё писать не умеешь!
— Ничего! Писать не умею, а подписываться умею!
Он взял огрызок чернильного карандаша и вывел на клочке бумаги какие-то каракули. Потом он долго любовался на свою «подпись».
— Нет, нет, — сказала Мария, — тебе ещё рано.
— А тебе ещё много собирать подписи эти? — спросил он.
— Много! Чем больше, тем лучше.
— А можно, я их тоже буду собирать? Ведь мне всё равно ходить по улице. Я сумею, вот увидишь…
— Нет, — покачала Мария головой, — тебя поймает полиция или фалангисты…
— Не поймают… Я ловкий… Вот увидишь!
Ангелито долго уговаривал сестру. Наконец она согласилась, дала ему бумагу, карандаш и объяснила, как собирать подписи.
Он спрятал бумагу в карман и сразу же крепко заснул.
Мария ещё долго сидела возле спящего брата, хотя над Мадридом давно уже стояла тёмная, душная ночь.
И вот сейчас Ангелито протягивает рабочему белый листочек и тихо говорит:
— Тут всё написано… Подпишите, и тогда не будет войны, понимаете?
Рабочий украдкой читает бумагу.
— Правильно, — говорит он, — святые слова! Дай карандашик…
Ой сжимает жёлтыми пальцами карандаш. Ангелито смачивает водой бумагу, и подпись получается яркая, сочная, тёмно-лиловая.
— Грасиас! Спасибо! — говорит Ангелито. — Пейте ещё!
— Грасиас! Не надо. Твоя бумага бодрит лучше, чем твоя вода. Только, смотри, не попадись полиции!
— Нет, я ловкий!
Ангелито ставит кувшин на голову, и снова среди уличного шума раздаётся его пронзительное:
— Агуа фриа!..
Каждому, кто просит у него напиться, он смело протягивает бумагу и карандаш. Он знает, что богатые сеньоры его не остановят. Им не нужна мутная речная вода. Они могут выпить вина, съесть винограду, полакомиться фигами или гранатами. Его покупатели — народ простой: батраки, рабочие, погонщики мулов… Они все против войны!
Он завернул в переулок. Какая-то высокая седая дама протянула руку в длинной чёрной перчатке:
— Мальчик, налей. Только полнее лей, полнее!
Ангелито подал ей полнёхонькую чашку. Она брезгливо взяла её кончиками пальцев и стала пить. Ангелито вынул из кармана бумагу, испещрённую подписями, и сказал:
— Вот, сеньора, подпишите, чтобы не было войны!
— Что?.. — Сеньора залпом допила чашку и схватила бумагу. — Где ты это
Костлявыми пальцами, точно щипцами, она ухватила Ангелито за локоть. Он стал вырываться, но не тут-то было: старуха крепко вцепилась в него.
— Пресвятая дева! — закричала она. — У меня на фабрике полно этих бумажек, а теперь они ещё и на улице!
Только сейчас Ангелито узнал её — это сеньора Родриго, хозяйка фабрики, на которой работает Мария. Зачем же этой богатой сеньоре мутная речная вода? И Ангелито понял: эта сеньора не только чудовищно богата, но и чудовищно скупа.
— Пустите, сеньора! — взмолился он.
— Нет, нет, стой!.. Полиция! — Сеньора ещё крепче сжала своими «щипцами» руку Ангелито. — Сбегайте же кто-нибудь за полицией!
Кругом собрался народ — рабочие в потёртых беретах, погонщики мулов в шапочках с кисточками, батраки в огромных шляпах сомбреро, — но никто не торопится идти за полицией.
— Пустите! — просит Ангелито. — Я только на минуточку. Я только кувшин поставлю…
Костлявые пальцы чуть разжимаются. Ангелито освобождает руку, опускает кувшин на тротуар и вдруг выхватывает из рук сеньоры Родриго листок и со всех ног бежит по горячему асфальту.
— Держите его! — закричала сеньора, размахивая руками в длинных чёрных перчатках.
Но никто не стал задерживать Ангелито. Народ расступался перед ним. Он слышал шёпот голосов:
— Беги, беги, малыш!
— Полиция! Где же полиция?.. — кричала сеньора.
Наконец появился полицейский. Размахивая тяжёлой дубинкой, он побежал за Ангелито. Не прохожие, как будто нечаянно, всё время становились на его пути. Он то и дело натыкался на кого-нибудь…
Тем временем Ангелито юркнул в один переулок, в другой, прошмыгнул проходным двором понёсся к реке Мансанарес.
Вот и река. Ангелито остановился перевести дух. Сколько здесь воды! Сколько народу можно напоить! Но поить не из чего — кувшин остался там, в переулке, и жадная сеньора, конечно, унесла его к себе.
Ангелито раздевается, прячет штаны с драгоценной бумагой под камень, ныряет в прохладную воду и думает:
«Эх, жалко кувшин! Такой был хороший… и большой… Ну, ничего. Зато войны не будет! Эта! всё-таки важней».
А кувшин ему Мария другой купит. И тогда он будет снова ходить по улицам Мадрида и снова будет звонко выкрикивать:
— Агуа фриа! Холодная вода!
ДОМ
За околицей, на отлёте, одиноко стояла изба. Кто в ней жил? Старик Аким, жена его Акулина и ребята: Колька, Толька, Федька и самый маленький — Кирюшка.