Аня с острова Принца Эдуарда
Шрифт:
— Может быть, — осторожно согласилась тетя Джеймсина. — Я не против высшего образования для женщин. Моя дочь — магистр гуманитарных наук. И готовить она тоже умеет. Однако я научила ее готовить до того, как позволила университетским профессорам обучить ее математике.
В середине марта пришло письмо от мисс Патти Споффорд, в котором говорилось, что она и мисс Мерайя решили провести за границей еще год.
«Так что вы можете оставаться в Домике Патти и в следующую зиму, — писала мисс Патти. — Мы с Мерайей собираемся поколесить по Египту. Я хочу взглянуть на Сфинкса, прежде
— Вообразите этих двух почтенных дам, колесящими по Египту! Интересно, они будут продолжать вязать, даже когда задерут головы, чтобы взглянуть на Сфинкса? — засмеялась Присилла.
— Я так рада, что мы сможем остаться в этом домике еще на год, — сказала Стелла. — Я так боялась, что они вернутся. Тогда наше веселое гнездышко было бы разрушено, а мы, бедные неоперившиеся птенчики, были бы снова выброшены в суровый мир меблированных комнат.
— Я иду побродить по парку, — объявила Фил, отбросив в сторону учебник. — Я думаю, что когда мне будет восемьдесят, я буду рада, что пошла сегодня прогуляться по парку.
— Что ты хочешь этим сказать? — удивилась Аня.
— Пойдем со мной, милочка, и я тебе расскажу.
Прогулка по парку подарила им все тайны и волшебство мартовского вечера. Был он очень тихим и ласковым, окутанным глубокой, белой, задумчивой тишиной — тишиной, но все же пронизанной множеством легких серебристых звуков, которые можно услышать, если вслушаться так же внимательно душой, как и ухом. Девушки брели по длинной сосновой аллее, которая, казалось, вела прямо в середину темно-красного, разливающегося все шире и шире зимнего заката.
— Я пошла бы домой и написала в эту счастливую минуту стихи, если б только умела их писать, — сказала Фил, остановившись ненадолго на поляне, где розовый свет ложился пятнами на зеленые верхушки стоящих вокруг сосен. — Здесь все так чудесно — и это великое белое безмолвие, и эти темные деревья, которые словно думают свою вечную думу.
— «Леса были первыми храмами Божьими», — вполголоса процитировала Аня. — Человек не может не испытывать благоговения и восторга в таком месте, как это. Я всегда чувствую себя ближе к Нему, когда брожу среди сосен.
— Аня, я самая счастливая девушка на свете, — неожиданно призналась Фил.
— Значит, мистер Блейк наконец сделал тебе предложение? — спокойно отозвалась Аня.
— Да. И я трижды чихнула, пока он говорил. Ужасно, правда? Но я ответила «да» чуть ли не раньше, чем он договорил, — я так боялась, что он передумает и замолчит. Я безумно счастлива. Я не могла по-настоящему поверить прежде в то, что Джонас когда-нибудь полюбит меня, такую легкомысленную.
— Ты совсем не легкомысленная. Фил, — серьезно возразила Аня. — Под твоей легкомысленной внешностью скрывается драгоценная, верная и женственная душа. Почему ты прячешь ее?
— Ничего не могу с этим поделать, королева Анна. Ты права: душа у меня не легкомысленная. Но на ней что-то вроде легкомысленной оболочки, и снять ее я не могу — для этого меня пришлось бы, если употребить выражение миссис Пойзер [59] , «высидеть заново и высидеть по-другому». Но Джонас знает меня настоящую и любит, несмотря на все мое легкомыслие. А я люблю Джонаса. Я еще никогда в жизни не была так удивлена, как тогда, когда обнаружила, что
59
Миссис Пойзер — персонаж романа «Адам Бид» (1859) английской писательницы Джордж Элиот (1819 — 1880).
— А кстати, как же Алек и Алонзо?
— О, я сказала им на Рождество, что никогда не смогу выйти замуж ни за одного из них. Теперь даже смешно вспоминать, что когда-то я думала, будто смогу. Они были так расстроены, что я чуть не плакала — прямо стонала — над ними обоими. Но я знала, что есть только один человек на свете, за которого я могу выйти замуж. В данном случае я приняла решение сразу, и это оказалось очень легко. Это просто восхитительно — чувствовать такую уверенность и знать, что она твоя собственная, а не чья-то чужая.
— Ты полагаешь, что сможешь сохранить эту способность?
— Способность принимать решения, хочешь ты сказать? Не знаю, но Джо предложил мне применять замечательное правило. Он говорит, что если я в растерянности, то следует поступать так, как я, вспоминая об этом в восемьдесят лет, буду хотеть, чтобы я поступила. Во всяком случае, Джо может принимать решения довольно быстро, а иметь слишком много решимости в одной семье — это, пожалуй, было бы неудобно.
— А что скажут твои родители?
— Отец ничего не скажет. По его мнению, все, что я делаю, правильно. Но уж мама поговорит! Язык у нее такой же берновский, как и нос! Но все кончится хорошо.
— Когда ты выйдешь замуж за мистера Блейка, Фил, тебе придется отказаться от многого, к чему ты привыкла.
— Но зато у меня будет он. И я не буду страдать из-за нехватки всего прочего. Мы поженимся через год, в следующем июне. Этой весной Джо заканчивает богословскую академию. А потом он собирается встать во главе маленькой миссионерской церкви в одном из беднейших кварталов — на Патерсон-стрит. Только вообрази, я — в трущобах! Но с ним я готова пойти и в трущобы, и в снега Гренландии.
— И это девушка, которая утверждала, что никогда не выйдет замуж за бедного человека, — прокомментировала Аня, обращаясь к молоденькой сосенке.
— О, не кори меня за безумства моей юности! И в бедности я буду такой же веселой, какой была бы, если бы осталась богатой. Вот увидишь! Я собираюсь научиться готовить и шить. Я уже научилась торговаться на рынке, с тех пор как поселилась в Домике Патти; и однажды я целое лето преподавала в воскресной школе. Тетя Джеймсина говорит, что я испорчу Джо всю карьеру, если выйду за него замуж. Но это неправда! Я знаю, у меня мало здравого смысла и рассудительности, но я обладаю тем, что гораздо лучше, — умением делать людей такими, как я. В Болинброке есть один прихожанин, который шепелявит, но всегда выступает на молитвенных собраниях и говорит: «Ешли вы не можете шиять как жвежда, шияйте как швеча». Я буду маленькой свечой моего Джо.