Анжелика. Тулузская свадьба

Голон Анн

«Я устал, — ответил король, — смотреть на то, как мои собственные подданные затмевают меня своим блеском».

— Неужели! Какой завистливый юноша! — возмущенно воскликнула Анжелика. — Я не могу в это поверить. Вам доподлинно известно, что он так сказал?

— Дверцу кареты придерживал мой верный Альфонсо, который и сообщил мне все.

— Король не может быть таким мелочным. Это придворные озлобили его и настроили

против вас. Вы убеждены, что не вели себя с кем-нибудь из них слишком дерзко?

— Я был приторно любезен с ними, могу вас заверить. Старался понравиться изо всех сил. Даже велел положить в спальню каждого вельможи, ночевавшего в замке, набитый золотом кошелек. И, клянусь вам, ни один из этих господ не забыл забрать его с собой.

— Вы им льстите, но вместе с тем презираете, и они это чувствуют, — сказала Анжелика, задумчиво покачав головой.

Она пересела к мужу на колени и прижалась к нему. Снаружи продолжала бушевать буря.

— Всякий раз, когда при мне произносят имя Фуке, я вздрагиваю, — прошептала Анжелика. — Перед моими глазами снова возникает этот ларец с ядом, о котором я так долго не вспоминала, а теперь он меня словно преследует.

— Вы стали очень пугливой, моя милая! Неужели теперь мою жену будет кидать в дрожь от малейшего дуновения?

— Мне необходимо что-то вспомнить, — простонала молодая женщина, закрывая глаза.

Она потерлась щекой о теплые, пахнущие фиалкой волосы Жоффрея, которые были еще влажными после дождя и завивались колечками.

— Если бы вы могли помочь мне вспомнить… Но это невозможно. Если бы я только вспомнила, то, кажется, поняла бы, откуда исходит опасность.

— Нет никакой опасности, моя красавица. Рождение Флоримона совсем расшатало ваши нервы.

— Я вижу комнату… — продолжала Анжелика с закрытыми глазами. — Принц Конде спрыгнул с постели, потому что в дверь постучали… Но я не слышала стука. Принц накинул халат и крикнул: «Я с герцогиней де Бофор…» Но в глубине комнаты слуга все же открыл дверь и ввел монаха в капюшоне. Этого монаха звали Экзили…

Она внезапно замолчала и посмотрела прямо перед собой отсутствующим взглядом, напугавшим Жоффрея.

— Анжелика! — воскликнул он.

— Теперь я вспомнила, — сказала она бесцветным голосом. — Жоффрей, я вспомнила… Слугой принца Конде был… Клеман Тоннель.

— Вы сошли с ума, дорогая, — рассмеялся граф. — Этот человек несколько

лет служил нам, и вы только сейчас заметили сходство?

— Я видела его мельком, в полутени. Но это побитое оспой лицо, эти вкрадчивые манеры… Нет, Жоффрей, теперь я уверена, это был он. Теперь я понимаю, почему все время, пока он жил в Тулузе, я порой испытывала необъяснимую тревогу. Помните, как вы сами однажды сказали: «Самый опасный шпион тот, которого не подозреваешь»; и вы чувствовали, что в доме есть шпион. Так это был Клеман Тоннель.

— Вы слишком впечатлительны для женщины, которая интересуется науками.

Он погладил ее лоб.

— Нет ли у вас небольшого жара?

Она покачала головой.

— Не смейтесь. Меня мучает мысль, что этот человек следит за мной уже долгие годы. Кому он служит? Принцу Конде? Фуке?

— Вы никому не рассказывали о том происшествии?

— Вам… один раз, и возможно, он нас слышал.

— Все это было так давно. Успокойтесь, мое сокровище, мне кажется, что вы просто придумываете себе причины для тревоги.

Жоффрей еще долго ее успокаивал, и понемногу ее напряжение ослабло под его ласками и нежными словами. Она наконец смогла улыбнуться.

Мелодичный голос убаюкивал ее, окутывая волшебным очарованием.

Он был здесь этим вечером, и теперь все казалось понятным, все внушало доверие, и она была счастлива. Одна только мысль, что он мог приехать лишь завтра, удручала ее, невероятно тяготила. Никогда! Никогда она не сможет жить без него!

Но и Жоффрей чувствовал эту новую потребность быть вместе. Он говорил о том, как сильно ему ее недоставало и что дворец Веселой Науки утратил без Анжелики тот свет, который дарила ее красота, само ее присутствие. Он шутил над нетерпением, мучавшим его вдали от жены, а она читала в его сияющем взгляде ту радость, то удовольствие, которое он испытывал, вернувшись к ней.

Снаружи свирепствовала буря. Яростно свистел ветер, и дождь хлестал в окно.

Но для них, отгороженных от мира бушующей стихией, счастье обнимать друг друга и сознавать, что они любят и любимы, становилось еще более чудесным.