Анжелика. Война в кружевах (Анжелика и король)

Голон Анн

Сама Анжелика порой отправляла мужу коротенькие послания с сообщениями о Шарле-Анри и придворными новостями. Втайне она надеялась на ответ, но напрасно.

И вот, совершенно неожиданно, он оказался перед Анжеликой. Он стоял и смотрел на нее бесстрастными глазами, хотя тень улыбки смягчала его губы.

— Я приветствую баронессу Унылого Платья, — сказал маркиз.

— Филипп! — воскликнула Анжелика. Она расправила тяжелую парчовую юбку — На этом платье одних только алмазов на десять тысяч ливров.

— Когда-то

у вас было серое платье с маленькими светло-голубыми бантиками на корсаже и белым воротничком.

— Неужели вы помните?

— А почему бы мне не помнить?

Он поднялся по ступеням и встал напротив, опершись об одну из мраморных колонн.

Анжелика протянула ему руку. После некоторого колебания он ее поцеловал.

— Я думала, вы в армии, — сказала Анжелика.

— Его Величество посланием просил меня вернуться ко двору, чтобы я смог присутствовать на грандиозном празднике, который он дает нынче. Я должен стать одним из украшений.

Последняя фраза была отнюдь не хвастовством, а простым согласием на роль, которую ему отвели и которую он играл с какой-то педантичной покорностью. Король желал видеть в своем окружении самых прекрасных дам и сеньоров. Конечно же, в столь знаменательный день он не мог обойтись без одного из самых красивых дворян своей свиты. «Без сомнения, самого красивого», — подумала Анжелика, разглядывая стройную фигуру, затянутую в белый атласный костюм, расшитый золотом. Рукоять шпаги также была золотой, а белые кожаные туфли поблескивали позолоченными каблуками.

Как же давно она его не видела!

— Это король приказал вам задержаться в армии? — неожиданно спросила она.

— Нет! Я попросил Его Величество оставить за мной пост командующего.

— Почему?

— Потому что я люблю войну, — ответил Филипп.

— Вы получали мои письма?

— Ваши письма? Хм! Да… кажется.

Анжелика резким движением закрыла веер.

— Вы их хотя бы читали? — с досадой спросила она.

— Что вы хотите, у меня в армии есть иные дела, чем изучать Карту страны Нежности и тому подобный вздор.

— Вы, как всегда, исключительно любезны!

— А вы, как всегда, исключительно дерзки… Счастлив видеть, что вы не сдали своих позиций. По правде говоря, я хотел сделать вам одно признание. Все это время мне немного не хватало вашего воинственного пыла. Военная кампания была довольно скучной: две или три осады, несколько стычек… Я не сомневаюсь, что вы могли бы оживить это однообразие.

— Когда вы снова уезжаете?

— Король сказал, что отныне желает видеть меня при дворе. Так что у нас еще будет время скрестить шпаги.

— А может, заняться чем-то другим? — Анжелика посмотрела мужу прямо в глаза.

Ночь была хороша, и они были так надежно укрыты в маленьком храме любви, что Анжелика обрела свою былую отвагу. Филипп вернулся. В праздничной суете он искал ее, не мог

противиться желанию подойти к ней. И, прячась за иронию, сообщил, что ему ее не хватало. Может быть, они наконец вступили на дорогу, ведущую к чему-то чудесному?

Казалось, Филипп не понял намека, но вдруг он резким жестом взял Анжелику за руку и отодвинул браслеты, чтобы погладить ее нежную кожу. Потом, все так же небрежно, приподнял тяжелые ожерелья из драгоценных камней, которые обнимали плечи и шею молодой женщины.

— Эта крепость действительно надежно защищена, — заявил он. — Я всегда восхищался искусством, с которым иные красавицы ухитряются казаться почти обнаженными и при этом неприступными.

— Это — искусство одеваться, Филипп. Женские доспехи. Именно они придают особое очарование придворным праздникам. Вы находите меня красивой?

— Слишком красивой, — загадочно ответил Филипп. — Опасно красивой.

— Опасной для вас?

— Для меня и для других. Но какое это имеет значение, ведь вам это нравится. Вы трепещете от удовольствия при мысли, что играете с огнем. Легче сделать чистокровного скакуна из рабочей лошади, чем изменить природу потаскухи.

— Филипп! — воскликнула Анжелика. — Ах! Какая досада, вы опять все испортили! Ведь начинали говорить, как заправский щеголь.

Филипп засмеялся.

— Нинон де Ланкло всегда рекомендовала мне держать рот закрытым. «Вам лучше молчать, никогда не улыбаться, оставаться таким же красивым, появляться и исчезать, вот как должен вести себя мужчина вашей породы», — говаривала она. Я много потерял, перестав общаться с ней.

— Нинон не всегда права. Мне нравится слушать вас.

— Для женщин сойдет и попугай.

Он взял ее за руку, и они спустились по мраморным ступеням.

— Пение скрипок стало громче. Должно быть, театр открыл свои двери. Пора присоединяться к королевской свите.

Они возвращались по аллее, украшенной маленькими плодовыми деревьями в серебряных горшках. Филипп протянул руку и сорвал розовое яблоко с красным боком.

— Хотите? — спросил он свою спутницу.

Она взяла яблоко почти робко и улыбнулась, встретившись глазами с мужем.

В шумной толпе супруги потеряли друг друга. Разгоряченные зрители обсуждали достоинства пьесы и талант Мольера: он заставлял не только смеяться, но и думать.

Ночь уже вступила в свои права, черный бархатный небосвод и силуэты деревьев образовывали идеальную декорацию для освещенного изнутри строения, перед которым остановились придворные.

Очередной дворец грез, хрупкое видение, возникшее в темноте за поворотом аллеи. Зеленый шатер охраняли позолоченные фавны, играющие на простых деревенских инструментах; из прозрачных ваз изливались небольшие прохладные водопады живительной воды. Свет фонарей окутывал парковый павильон хрустальным панцирем.