Апелляция

Гришэм Джон

Сторонний юрист, передавший им это дело, получит пятнадцать процентов от суммы контракта по оплате компенсации. Пейтоны получат столько же. Пятнадцать процентов составляли 150 тысяч долларов — просто мечта.

Они мрачно посмотрели друг на друга, вместе с тем желая прыгнуть через стол и расцеловать Алана Йорка. Потом Уэс покачал головой, а Мэри-Грейс написала что-то в блокноте.

— Нам нужно позвонить клиенту, — сказал Уэс.

— Конечно. — Йорк бросился вон из комнаты, младший юрист с трудом поспевал за ним.

— Ну что ж, — тихо сказал Уэс, как будто зал прослушивался.

— Я с трудом сдерживаю слезы, — призналась

она.

— Не плачь. И не смейся. Прижмем его еще немного.

Когда Йорк вернулся, Уэс сказал с серьезным видом:

— Мы поговорили с миссис Нолан. Ее последнее слово — миллион двести тысяч.

Йорк выдохнул, его плечи опустились, а лицо приняло понурое выражение.

— У меня столько нет, Уэс, — сказал он. — Я абсолютно честен с вами.

— Вы всегда можете попросить больше. Если ваш клиент платит миллион, то он всегда может позволить себе добавить еще двести тысяч. На суде они заплатили бы вдвое больше.

— С «Литтан» не так-то легко договориться, Уэс.

— Всего один звонок. Хотя бы попытайтесь. Вы ведь ничего не теряете?

Йорк вновь ушел и десять минут спустя вернулся в зал со счастливым видом.

— Вы добились своего! Поздравляю.

Они никак не могли оправиться от шока, получив такую компенсацию. Переговоры обычно затягивались на недели или даже месяцы, когда обе стороны пререкались, становились в позы и проворачивали свои маленькие хитрости. Они надеялись покинуть офис Йорка, получив хотя бы общее представление, в каком направлении можно двигаться для решения вопроса по выплате компенсации. Вместо этого они вышли в полном ошеломлении и еще пятнадцать минут бродили по центральным улицам Джексона, не говоря друг другу ни слова. На мгновение они остановились напротив «Капитал грилл» — ресторана, больше известного своими клиентами, чем едой. Лоббистам нравилось там показываться и оплачивать счета за изысканные обеды и прочие приемы пищи с известными политиками. У губернаторов это место всегда пользовалось популярностью.

Почему бы не пустить всем пыль в глаза и не поесть с большими шишками?

Вместо этого они завернули в маленькую закусочную в двух домах оттуда и заказали холодный чай. У обоих не было аппетита. Уэс наконец поднял насущный вопрос:

— Мы правда только что заработали сто восемьдесят тысяч долларов?

— Ага, — сказала она, потягивая чай через соломинку.

— Я так и думал.

— Треть уйдет на налоги, — заметила она.

— Хочешь положить ложку дегтя в бочку с медом?

— Нет, просто проявляю практичность.

На белой бумажной салфетке она написала цифру «180 ООО».

— Мы уже начинаем тратить? — поинтересовался Уэс.

— Нет, просто делим эту сумму на части. На налоги пойдет шестьдесят тысяч?

— Пятьдесят.

— Подоходный налог, штата и федеральный. Налог на заработную плату, отчисления в фонд социального страхования и фонд помощи безработным. Не знаю, что там еще, но это по крайней мере треть.

— Пятьдесят пять, — сказал он, и она написала: «60 ООО долларов».

— Премии?

— Как насчет новой машины? — спросил он.

— Нет. Премии для всех пяти сотрудников. Они уже три года не получали повышения.

— По пять тысяч каждому.

Она записала в столбик «25 ООО» долларов и сказала:

— Банк.

— Новая машина.

— А банк? Половина суммы уже потрачена.

— Им — двести долларов.

— Да

ладно, Уэс. У нас не будет нормальной жизни, пока мы не избавимся от этого ярма.

— Я пытался забыть о кредите.

— Сколько мы им дадим?

— Не знаю. Уверен, ты знаешь точную сумму.

— Пятьдесят тысяч для Хаффи и десять для Шейлы Маккарти. Итак, у нас остается тридцать пять тысяч. — В тот момент это казалось неслыханным богатством. Они смотрели на салфетку, пересматривая суммы и перераспределяя приоритеты, но ни он, ни она не предложили ничего поменять. Мэри-Грейс подписалась в конце, а затем Уэс проделал то же самое. Она убрала салфетку в сумочку.

— Я могу хотя бы рассчитывать на новый костюм благодаря этой сделке? — спросил он.

— Зависит оттого, на что сейчас распродажа. Думаю, стоит позвонить в офис.

— Они как раз сидят у телефона.

Три часа спустя Пейтоны прибыли к себе в офис, и праздник начался. Парадный вход заперли, телефоны отключили, шампанское полилось рекой. Шерман и Расти, ассистенты, произнесли длинные тосты, которые сложили наспех. Тэбби и Вики, секретарши, запьянели после двух бокалов. Даже Оливия, их древний бухгалтер, сбросила туфли на каблуках и уже вскоре смеялась над всем и вся.

Деньги тратили, тратили заново и тратили слишком много, до тех пор пока каждый не почувствовал себя богатым.

Когда шампанское кончилось, офис закрыли и все разъехались. Пейтоны, еще разгоряченные от шипучки, отправились к себе домой, переоделись в обычную одежду и поехали в школу забрать Мэка и Лайзу. Они заслужили ночь отдыха, хотя дети еще были слишком малы, чтобы понять, что такое мировое соглашение. Но об этом они и не будут говорить.

Мэк и Лайза ждали Рамону, и когда увидели сразу обоих родителей в очереди встречающих, длинный день сразу стал ярче. Уэс объяснил, что они просто устали работать и решили немного поиграть. Сначала они остановились в «Баскин-Роббинс», чтобы поесть мороженого. Потом поехали в торговый центр, где их внимание привлек обувной магазин. Каждый из семейства Пейтон выбрал по паре с пятидесятипроцентной скидкой, причем Мэк повел себя храбрее всех, остановившись на паре морских армейских ботинок. Они попали на сеанс в шесть вечера, где показывали самый новый фильм про Гарри Поттера. Ужин прошел в семейной пиццерии с внутренней детской площадкой, где царила оживленная атмосфера. Наконец, около десяти, они добрались домой, где Рамона смотрела телевизор и наслаждалась тишиной. Дети принесли ей остатки пиццы и тут же наперебой заговорили о фильме. Они пообещали закончить домашнюю работу утром. Мэри-Грейс уступила, и вся семья устроилась на диване за просмотром реалити-шоу о спасении жизни людей. Время отхода ко сну сдвинулось на одиннадцать.

Когда в квартире наступила тишина и дети легли спать, Уэс и Мэри-Грейс улеглись головами на разных подлокотниках дивана, переплетя ноги и думая о чем-то совсем далеком. За последние четыре года, по мере того как их финансовое состояние резко ухудшалось, они теряли одно за другим, терпели одно унижение за другим, страх стал их ежедневным спутником. Боязнь потери дома, потом офиса, потом автомобилей. Боязнь того, что они не смогут прокормить детей. Боязнь серьезного медицинского осложнения, которое не покроет их страховка. Боязнь проиграть дело Бейкер. Боязнь банкротства, если банк слишком сильно на них надавит.