Апельсин Взрывает Звезду. Часть Первая
Шрифт:
– Это и есть твой план?
– Да. А у тебя?
– А я просто хочу закончить академию, выполнить задания, и чтобы потом меня оставили в покое.
– А какая она, эта академия?
– Да ничего особенного. Разве что размеры. Станция, висящая над пустыней. А по сути, просто место, где тебе выдают свою комнату, чтобы вещи положить, и отправляют снова на землю. А у меня и вещей то нет никаких. Только кеды, и мечи за спиной. Ещё мотоцикл был, но его-то с собой не возьмёшь.
– Мотоцикл, здорово. – Протянула Ниса, представив большие военные мотоциклы, которые видела в Лондоне. – У меня тоже ничего нет кроме меча.
– Ну
– Это плед.
Над горами снова прогремела надвигающаяся гроза, лес заволновался, громко шумя кронами и роняя листву под порывами жаркого ветра. Небо начало резко темнеть, а из-за гор выползла наполненная белыми вспышками клубящаяся черная туча.
– Похоже нам несдобровать. – Объявил Тошиюки, силясь перекричать наполнивший лес сильный ветер. С неба начали падать тёплые жирные капли, в дальней части леса они уже яростно молотили по листве, наполняя воздух запахами эфирных масел, сухой травы и намокшей пыли, их шипящий звук быстро приближался по кронам, через минуту он догнал путников, и они оказались под проливным дождём.
– Бежим! – Закричал Тошиюки. – Там впереди какой-то храм, укроемся там от дождя. – Он схватил Нису за руку и потащил за собой к еле видимой через стену дождя деревянной постройке.
В маленьком деревянном храме было темно, пахло сырой древесиной и плесенью, частые капли сочились сквозь разбитую черепичную крышу. В дальнем углу, прислонившись к дырявой стене спиной, на каменном полу сидел старый монах сказитель, и что-то тихо напевая подыгрывал себе на японской лютне – биве. На вид монаху было глубоко за шестьдесят, редкая седая борода и такие же седые волосы собранные в пучок на затылке, длинное потёртое кимоно, и стоптанные соломенные сандалии дзори, только, скрытые за хитрым прищуром, глаза его были исключительно живые и проницательны. Тонкие, костлявые пальцы нехотя бегали по струнам, а скрипучий голос тягуче вещал о Доме Тайра. Когда промокшие Ниса и Тошиюки вошли в храм, старик ни на секунду не прервал своей песни, лишь с нескрываемым любопытством проводил путников взглядом до противоположной от него стены, где они промокшие и дрожащие также уселись рядом друг с другом на пол.
Ниса развернула плед, и стесняясь снять промокшую рубаху, укрыла им себя и Тошиюки. Старик, допев фрагмент, бережно отложил биву.
– Так, так… – Словно все ещё напевая, сказал старик. – Кто это предпочёл моё старческое пение шуму дождя в утомлённых солнцем горах? Господин молодой ронин и двухвостая Кицунэ. Как я погляжу, правдивы оказались сказания о лисицах, принявших человечье обличье, чтобы сводить с ума своей красотой самураев. Влюбилась, стало быть, в ронина и обратилась девушкой. Коли я узнал тебя лисица, исполнишь ли ты моё желание?
– О чем это он? – Тихо спросила Ниса у Тошиюки.
– Чего ты там бормочешь, старый дурак?! – Крикнул возмущённо Тошиюки. – С чего ты решил, что я ронин?
– А с того, что крестьянин не станет носить с собой пару мечей. Бумага то на твоём свёртке от воды совсем развалилась, я много ходил по свету и уж сумею отличить ножны от палки. А раз ты разгуливаешь, голышом, стало быть, ни денег, ни господина у тебя нет.
– Так тебя только это интересует? – Упрекнула Тошиюки Ниса. – А как же эти
– Ну… – Почесал затылок Тошиюки. – Тут не поспоришь, у тебя и правда пара рыжих хвостов и глаза зеленные. Повстречайся я с тобой на несколько лет раньше, принял бы тебя за демона, и может даже убил. – Не совсем в шутку закончил он, и обратился к старику. – А ты сам-то кто будешь, старик?
– Я – простой дзато, самой низкой ступени, монах сказитель. Бреду по свету со своей бива. Кто за песни чашку риса предложит, а кто побогаче и монету. Тем и живу. А теперь вот, завела меня дорога в Ига.
– Ига ты сказал? – Нарочито настороженно переспросил Тошиюки.
– Ига. А вы, что это, почти до центра провинции добрались, а о дороге первый раз решили поинтересоваться? Хотя, если вы оба горные духи к чему вам людские границы. И я простой монах, а не ямабуси, чтобы в таких вещах понимать.
– Скажи, старик, а нет ли здесь поблизости города или деревни какой?
– Почему нет? Там внизу, по тропе как раз и будет деревня. Но позвольте спросить? А не желает ли господин молодой ронин, пойти в телохранители?
– Это к кому? К тебе что ли?
– Ко мне, господин молодой ронин. – Улыбаясь, несколько раз поклонился старик.
– А платить, ты чем собираешься за работу? Песнями своими?
– Отчего же песнями, господин? Монетами, господин. – Ответил старик и похлопал по брякающему мешочку, висевшему у пояса, за полой кимоно. – Не будь у меня, что охранять, стал бы я вас просить о защите? Все же, старику, радующему людей песней сейчас легче заработать монетку, чем бродячему самураю. Если конечно, он не подался в разбойники. А таких не мало. Охотников до чужого добра.
– А если, я как раз из таких?
– Ну что вы, господин. – Улыбнулся старик. – Стали бы вы ходить в одних сандалиях и повязке если бы промышляли подобным образом. По вам молодой господин сразу видно, что вы лучше будете терпеть стеснения, чем займётесь чем-то столь не благородным. И последнюю рубаху заложили, а с мечами все же не расстаётесь, значит, они для вас имеют особую ценность, и обращаться вы с ними умеете, а не для вида носите. Ну что, согласны, господин молодой ронин, сопровождать меня какое-то время?
– Какое-то время согласен. – Посмотрев на Нису, ответил Тошиюки.
Старик снова взял в руки биву, и задумчиво запел «Человек ничего не стоит, если не принадлежит к дому Тайра…». Ребята, вымокшие и утомлённые последним днём, немного пригрелись прижавшись к друг дружке под шерстяным пледом, и не заметили, как уснули, слушая шум дождя и песню старого сказителя.
Утром воздух снова прогрелся, и влага, заполнявшая старый храм, сменилась на частички летящей пыли, видимые под пробивавшимися сквозь дыры в стенах, лучами утреннего солнца. Путники проснулись и умылись в горном ручье, заметно прибавившем силы со вчерашнего дня. Тошиюки выкинул отсыревшую бумагу и, перевязав черной лентой ножны в двух местах хитрым узлом, повесил мечи за спину так же, как Ниса свой. Монах сказитель, с утра пребывая в приподнятом настроении, объявил, что к полудню, когда они доберутся до деревни, угостит всех обедом, и это очень обрадовало не лелеющего мысли о фастфуде Тошиюки. Затем монах обернул биву шёлковой тканью и пошагал вперёд сквозь залитый солнцем горный лес с несвойственной старикам прытью. Ниса и Тошиюки поспешили за Ним.