Апельсиновые святые. Записки православного оптимиста
Шрифт:
Хранение девства во многих древних культурах было особым знаком. Его связывали с магией силы, прежде всего. И нам конечно же вспоминается другая дева-воительница – Брунгильда – героиня скандинавского эпоса. Она обладала нечеловеческой силой, которая сразу исчезла, как только принцесса вышла замуж и утратила девство. Магическая сила иссякла. Но только ли магия силы может быть усмотрена в образе девы-воительницы? Нет ли здесь и другой, очень нам понятной интуиции священного благоговения перед святостью материнства, почтения к особому сакральному служению женщины как матери и супруги, чья святость выявляется только в созидании, но никак не в разрушении, чей образ никогда не может быть причастен злу. А потому и воительницей не может быть мать или жена. Только девство – сознательное самоубийство себя как женщины – может примириться с работой убийцы. Здесь следует сделать оговорку относительно хранения девства монахинями. Их путь – путь созидания, а не разрушения, путь приумножения любви и доброты в девственном служении Богу. Но девство Камиллы было иным. Она была девой-воином, то есть убийцей, и в сознании людей древности эти вещи несовместны – убийство и рождение, зло и созидание рода и семьи, поэтому, если женщина – воин, значит она ни в коем случае – не мать и не жена.
Вот
Прекрасная дева-воительница топором раскроила череп молодому воину, забрызгав землю его кровью и мозгом. Убит чей-то сын, брат, муж, отец. Пресёкся род. Умерщвлена целая цепь поколений. Война – это зло. Даже священная война – зло. Вы можете сражаться за родную землю, защищая свои дома, жен и детей, заступаясь за родные могилы и святыни народные. Но служа этим высоким целям, вы обязаны убивать. Без этого никак нельзя. Без этого не бывает войны. И если война священная, освободительная, отечественная, обязанность каждого мужчины взять в руки оружие и сражаться. Но от этого зло не становится добром, а война – это зло, потому что на войне убивают, и это убийство может быть меньшим злом, но от этого злом оно быть не перестанет. Мужчины берут в руки оружие, чтобы это оружие не брали в руки женщины. Женщина и убийство – сочетание невозможное и дикое. У женщины свое особое служение в этом мире. Женщина священна, потому что у нее от Бога есть дар созидания. Первую женщину звали Ева, что значит «жизнь». Женщина несет миру жизнь, лечит его раны, заражает добротой и любовью. Поэтому нужно делать всё, чтобы ее никогда не касалось зло, чтобы она была спрятана от ужаса убийств и насилия.
Женщина-рыцарь. 1909. Худ. Вардгес Суренянц
У гениального Толкина во «Властелине колец» нарисована настоящая икона женщины, ее идеальный образ. Я говорю об онтицах, супругах пастухов деревьев, хранителей леса. В отличие от своих мужей-онтов, онтицы посвятили себя разведению садов, они украшали землю, стараясь превратить ее в один большой и цветущий сад торжества жизни. Но пришла война. Сады запылали огнем. Онтицы ушли. А онты уже много столетий кличут своих подруг, поют свои грустные песни, и мне кажется, что тихая и печальная песня онтов и онтиц, сочиненная Толкиным, это один из самых красивых и целомудренных опытов любовной лирики в европейской литературе.
Мужчины должны оберегать женщин от зла. Власть – это всегда зло. Руководитель никогда не может быть чистым и добрым. Чаще всего ему приходится делать выбор не между добром и злом, а между меньшим злом и большим. Меньшее зло все равно зло, даже если речь идет о вынужденном увольнении сотрудника, сокращении зарплат, выговоре и прочее. То, что на протяжении долгих веков женщин не допускали к власти, было не проявлением шовинизма, а неосознанной, интуитивной защитой женщин от зла. Служение женщины – в созидании, рождении нового, украшении и утешении этого мира. Власть – дело мужское, потому что «грязное».
Но времена изменились. Женщины возглавляют институты, заседают в парламенте, руководят государством. Хорошо это или плохо? Мне кажется это противоестественным, ненормальным. Такая ситуация стала возможна в мире, где мужчины отказались защищать своих жен, сестер и матерей.
Великая Маргарет Тэтчер. «Железная леди». В 1982 году как руководитель государства она приняла решение о силовом, то есть военном решении конфликта на Фолклендских островах. Эта маленькая война, в конце концов, пошла Британии на пользу. Но решение убивать приняла женщина. Мать. Супруга. Война с Аргентиной унесла жизни почти тысячи человек: погибло 258 англичан и 649 аргентинцев. В смерти всех этих людей повинна мать двоих очаровательных детей, верная супруга, почтительная дочь – Маргарет Тэтчер, баронесса. Подчеркну: дело вовсе не в политике, не в том, кто прав, кто виноват, чьи интересы важнее. Власть невозможна без причинения зла, разрушения, обиды, а порой и пролития крови. Женщина убивает в себе женщину, если каким-либо образом причаствует злу, предает вверенное ей Богом служение созидания. Знаменитая королева Елизавета, правившая Британией в XVI веке, тоже была причастна войнам, казням и убийствам. Но, по крайней мере, она была последовательной и, подобно Камилле, так и не вступила в брак. Невозможно созидать одной рукой и разрушать другой. Нельзя, погрузившись по ноздри во власть, остаться чистым. Никто не вправе запрещать женщинам идти во власть, но пусть им подскажет правильный выбор тот залог доброты и силы созидания, что вверен им Самим Богом.
Епископы и левиафаны
В «Луге духовном» есть любопытная повесть об одном несчастном иноке, который прожил жизнь в беспечности и нерадении. Сколько ни умолял его старец исправиться, настроиться на правильный иноческий лад, никак не мог убедить брата. И вот это злосчастный инок скончался, и старец, всем сердцем любивший брата, стал молить Господа показать ему, где обретается душа его ученика. И увидел старец огромную огненную реку, а в ней – множество осужденных на муку грешников, и душа усопшего брата стоит в огне по шею. Старец обратился к брату со словами сочувствия, а усопший ему ответил: «Благодарю Бога, отец мой, что хотя моя голова свободна от мучений. По молитвам твоим я стою над головою епископа».
Такова повесть из 44-й главы «Луга духовного», и это вовсе не антиклерикальный памфлет или злобная сатира. «Луг духовный» – книга, освященная самым высоким авторитетом. Отрывки из «Луга» зачитывались на Седьмом вселенском соборе. С большим уважением к этому собранию свидетельств о жизни святых относился прп. Иоанн Дамаскин. Святые отцы не усмотрели в повести о захлебнувшемся в адском огне епископе антицерковную пропаганду. Они прекрасно понимали, что, при всей высоте и достоинстве епископского служения, человек остается человеком, существом свободным, а значит, и способным и к
Эти очевидные вещи вдруг вспомнились в связи с фильмом Андрея Звягинцева «Левиафан». Один из персонажей картины – митрополит, который благословляет местного мэра-бармалея на всяческие безобразия, по поводу и без повода повторяя, что всякая власть от Бога. Всё это происходит на фоне трагедии одной несчастной семьи, трагедии скорее внутренней, потому что семья разрушается изнутри, но этот внутренний надлом еще больнее переживается на фоне противостояния главного героя со злодейским мэром, который хочет отобрать дом и землю у этого горемыки. В этом конфликте, как выясняется, владыка играет весьма активную роль, поскольку земля отбирается не из простой злобности, а под строительство храма. Выходит, перед нами не просто лицемерный митрополит, а самый настоящий епископ-злодей. Отдельные товарищи после таких откровений Звягинцева как-то напряглись, осерчали и принялись клеймить, неразумно расточая накопленные постом силы. И совершенно напрасно, потому что, во-первых, злодейские епископы не новость не только для кинематографа, но, как было помянуто, и для подлинно церковной литературы. А во-вторых, при всех своих достоинствах и недостатках, «Левиафан» хорош уже тем, что дал повод для душеполезных разговоров и плодотворных споров. Спасибо Звягинцеву Андрею Петровичу.
Убийство Левиафана. 1865. Худ. Гюстав Доре
Вспоминается сразу злодейский епископ в гениальной картине покойного Ингмара Бергмана «Фанни и Александр». Епископ там, правда, лютеранский, но ведь тоже живой человек. Он вступает в брак с овдовевшей актрисой, принимает ее в свой дом с двумя детьми, их-то именами фильм и назван – мальчик Александр и девочка Фанни. И начинается противостояние своенравного и невоспитанного Александра со строгим епископом-отчимом. Александру, выросшему в семье потомственных актеров, привычному к богемным нравам, не по вкусу строгость епископского дома. Он – выдумщик и даже немного мистик, а мистики в фильме достаточно. Повсюду разгуливают привидения, которые иногда не прочь и поговорить на разные глубокие темы. Есть в картине и свой «левиафан», пострашнее звягинцевского, поскольку, хотел ли того Бергман или нет, ему удалось вылепить жуткий портрет «князя власти воздушной». Только именуется этот «князь» в фильме не левиафаном, а ослом. Дело в том, что из лап коварного епископа детей спасает друг семьи, еврей Исаак. Он оставляет их на ночь в своем жутком доме, строго-настрого запрещая им входить в одну из комнат, где находится закрытый со всеми предосторожностями некий Измаил. Но Александр, конечно, попадает в эту комнату и встречается с бесполым существом, которое знает все его злые мысли, всю его ненависть к епископу и своей силой, как бы питаясь злой волей мальчика, наводит на епископа жуткую смерть в огне. Измаил цитирует книгу Бытия, слова ангела, сказанные Агари: «и наречешь имя ему Измаил… Он будет между людьми, как дикий осел; руки его на всех, и руки всех на него» (Быт. 16:11, 12). У меня нет необходимых свидетельств, но мне кажется, что именно этот бергмановский персонаж оказал влияние на Мэла Гибсона, изваявшего в «Страстях Христовых» такой же бесполый портрет врага рода человеческого, чей муже-женский образ намекает на ангельскую природу падшего духа. У Бергмана епископ погиб в огне в страшных мучениях, но фильм заканчивается явлением сгоревшего епископа Александру с фразой «теперь мы никогда не расстанемся». Жуткий фильм, но гениальный. Герои Бергмана трагичны, потому что ему удалось создать портреты живых людей, раздираемых противоречиями. И епископ там не такой уж злодей, и мальчик не ангел. Выражаясь словами одной из героинь «Формулы любви», «статуя тоже женщина несчастная, она графа любит». Все несчастны. Все хотят добра, только видят его по-разному, в этом-то и трагедия нашей жизни, а тот самый «осел» из своего подвала только подогревает ненависть и злобу людскую. Оттого фильм Бергмана оставляет в памяти благородную грусть и немного надежды.
Картина Звягинцева ни грусти, ни надежды не оставляет. К сожалению. И не потому что режиссер замахнулся на якобы безгрешных владык. Епископы тут ни при чем. Как, впрочем, и левиафаны. Маленький человек противостоит огромному государству-левиафану? А где тут государство? И где, спрошу я вас, противостояние? А где маленький герой, которому сочувствуешь? И эта кричащая неправдоподобность персонажей, их непрописанность, отсутствие лиц, характеров и биографий. Ну не бывает таких епископов. То есть творить они могут вещи и пострашнее, чем персонаж «Левиафана», но так это в жизни не делают, так не говорят, так не ведут себя с мэрами, так не проповедуют в церкви, и зачем вдруг епископу, а тем более мэру понадобилась именно эта земля, да еще и под храм, когда рядом мирно стоят себе остатки старинного храма с росписями, не могу понять. Мой личный церковный опыт протестует против всей этой фальши. «Царь не настоящий!» Это даже напоминает кукольный театр с навсегда прикипевшей к кукле известной миной и предсказуемой пластикой. Злодейский епископ у Бергмана кажется живым и трагичным персонажем, он колеблется, сомневается, а митрополит Звягинцева больше похож на куклу – статичный и по-кукольному неряшливый персонаж, иногда даже кажется – краской пахнет. За героями Бергмана чувствуется биография, они живые и развивающиеся личности со своими страстями, недостатками, юмором. Герои Звягинцева – прямые, как проволока, они раздражающе примитивны, что еще усугубляется матом и водкой – непременными спутниками жизни пустой и элементарной. Да, у Бергмана тоже есть свой матерщинник – мальчик Александр постоянно ругается грязными словами, но в этом фильме такой штрих по-своему уместен, потому что несет определенную смысловую нагрузку. Одним словом, мне очень понятно, за что Бергман получил целый чемодан «Оскаров», если же «Оскара» получит Звягинцев, я не смогу себе этого объяснить.
Надуй щеки!
1. Чеболь за партой
Фантастика:
попаданцы
дорама
рейтинг книги
Меняя маски
1. Унесенный ветром
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
рейтинг книги
