Апгрейд от Купидона
Шрифт:
— У меня не было цели тебя рассмешить…
Я выдохнула последнее слово и почувствовала в горле кислый ком. Плакать не хотелось, ко мне подкатила тошнота. Нельзя было пить пиво, вот нельзя… и все тут… Все бы действительно было тут, но я успела добежать до туалета. Хорошо, что санузел совмещённый — я сумела умыться и отмыться от неприятного запаха, но осадок от Майкиной обвинительной речи все равно остался — пусть не в животе, но в груди уж точно.
— Майя, дай мне пятьсот рублей. Я тебе на телефон скину, как только до дома доберусь.
— Сейчас дать?
— Сейчас. Я такси вызову. Поеду домой.
—
Майка подпирала плечом коридорное зеркало, и то мучительно дрожало. На лице Майки и его отражении было неподдельное удивление. Ничего удивительного, она же не со зла, а от всей души приложила меня…
— Нет, — мне не хотелось никому ничего доказывать. — Я просто хочу домой. У меня нет сил встречаться с твоими родителями.
— Ты обиделась, — продолжала дурить Майка и вместе с ней ее отражение. — Я просто хочу наставить тебя на путь истинный…
О да, святая простота!
— Что это за путь? — я упирала руки в бока. — Лечь под парня, потому что он рожей вышел и у него есть деньги.
— Да потому что он не козел! — закричала Майя, будто только криком можно было достучаться до моего разума. С моей головой все в порядке: я теперь трезвая на все времена.
— Козой ты предлагаешь быть мне! Спасибо… Знаешь, я лучше буду спать с тем, кому на меня насрать, чем воспользуюсь добротой человека, которому не дам ничего взамен, кроме тела. Чего ты на меня уставилась? Не понимаешь, что ли, что мне предлагаешь?
— Понимаю. Предлагаю тебе начать нормальные отношения с нормальным мужиком. Но ты можешь продолжать лететь на говно.
— Майя, у тебя плохое настроение сегодня, что ли?
Я не находила другого объяснения подобному наезду. Не может же она просто завидовать? Было б чему!
— Что-то случилось за полгода? Личное? На работе? — перечисляла я варианты, не получая никакого ответа. — Чего ты молчишь?
— А мне сказать нечего. Ничего не случилось. Все по-прежнему, полная жопа во всем. А ты швыряешься возможностями, будто их тебе каждый день на блюдечке с голубой каемочкой подают!
Я шумно выдохнула и заправила за уши пряди, которые ещё сильнее намочила внеплановым умыванием.
— Давай я со своей жизнью разберусь сама? От тебя мне сейчас нужно пятьсот рублей. Нет, так нет. Я сейчас кому-нибудь позвоню…
Не говоря ни слова, Майя ушла в комнату и, вернувшись, сунула мне в руку свернутую трубочкой купюру. Буркнув благодарность, я начала собираться и почти что получила по башке феном. Последовала вторая благодарность, и через десять минут я смогла выдохнуть тихое «пока».
В подъезде, дожидаясь такси, я залезла в соцсети и чуть не выронила телефон. Нет, не от удивления, а от злости. Этот жабенок меня ещё и сообщениями закидал — типа, куда пропала? И что случилось? У Руслана клинический случай, да?
Глава 20. “Крепостное право”
А в ответ тишина… Да, я просто решила не отвечать на тупые сообщения Руслана. Точка поставлена. Я простила ему долг и не желала терять больше ни одной нервной клетки: лишних у меня не осталось. Заварив дома чашку крепкого чая, я вдруг почувствовала себя абсолютно взрослой. Не умной, а именно взрослой женщиной, которая не строит больше воздушных замков и не верит,
Только плечи почему-то смотрели вниз, как и мои глаза, которые щипало от тоски. Не сожаления о прожитом, а от сознания того, что в этом мире нет места сказке.
Я только что поговорила с мамой и пообещала приехать завтра на дачу. Сегодня я лягу спать и ни о чем не буду думать. Даже о деньгах, которые перевела с Пейпал на банковскую карту. Их оказалось больше, чем я рассчитывала, но к переводу прилагалась смета. Все, как в Штатах: Джонатан приплюсовал к базовой зарплате чаевые, которые клиенты заплатили через кредитки. Стоимость билета он вычел. Молодец! Расскажи мне про такую скрупулезность пару лет назад, я посчитала бы заграничного мужика жмотом, а сейчас я была ему безмерно благодарна: Джонатан просто не хотел, чтобы я чувствовала себя обязанной. Фэнкс-э-лот, сёр! Джонатан и правда какой-то кристально чистый, точно сказочный принц, в которых взрослые девочки не имеют права верить.
— Мам, это «Мисс Сайгон» в действии.
Следующим вечером я отбивала ложкой весёлый такт по дачной чашке: вкус лимона с мятой стёр из памяти все месяцы разлуки с родителями. С каждым новым глотком я все больше и больше верила в то, что никуда не уезжала. И говорила о Джонатане, как об абсолютно постороннем человеке. А разве он не такой и есть?
— Его отцу повезло. Американский солдат женился на вьетнамке и вместе с сыном увёз в Штаты, а вот мать помыкалась в жизни. После ухода американских войск ее сдали в приют, с американским ребенком вьетнамки не могли найти нормальную работу, но девочку быстро усыновила другая вьетнамская семья, и родную мать она никогда не искала, но в шестнадцать без цента в кармане приехала в Штаты и выгребала сама на чёрной работе, пока случайно не встретила другого аля вьетнамского мальчика, и у них родился Джонатан. Но Джонатан взял и уехал во Вьетнам к своим неродным бабушке и дедушке. Прямо-таки роман, правда ведь?
Мама кивнула.
— И его мать не искала своего американского отца?
— Я спросила об этом Джонатана. Он сказал, что мать не хотела, чтобы тот подумал, что ей что-то от него нужно. И ещё боялась, что он может потребовать какой-то помощи от нее. Короче, тупик… Но это в любом случае счастливая история. И сын у них просто замечательный.
Наверное, я сказала это слишком задумчиво, что мать сразу заподозрила неладное. Пришлось увеличить градус откровенности. Но голоса я не повышала, хотя папа давно спал и очень крепко. Мамина утренняя радость от долгожданной встречи при этих моих словах сошла на нет.
— Ты это серьезно?
Вопрос вызвал во мне секундное замешательство.
— Он серьезно, а я ещё думаю.
Настолько серьезно, что позвонил мне с утра пожелать доброго утра, и мне пришлось минут десять рассказывать про мои планы на день, о загородном домишке, куда я еду, о погоде и просто молчать. Джонатан делал паузы, очень долгие, но мне пока нечего было в них вставить. И будет ли когда, пока все ещё под большим вопросом.
— Ксюша, так нельзя…
Маме можно было не развивать мысль. Я сама понимала, что поступаю не совсем честно и по отношению к Джонатану, и по отношению к собственной душе.