Апгрейд от Купидона
Шрифт:
— Ты первый, кого я привела домой в отсутствие родителей…
Он почти не отрывался от моих губ, от всего моего тела, искал впадинки и бугорки — находил и наигрывал на них веселый мотивчик: пару раз я даже хохотала от щекотки. Нам не хотелось думать, что это в последний раз. Пусть будет в первый, снова в первый…
— Я тоже никого не приводил к родителям…
Он смеялся мне в лицо — раскрасневшееся, точно из финской сауны, с мелкими капельками пота… За последний час это не в первый раз, но мы не могли остановиться.
— Суши, что ты делаешь? — спрашивал он меня на русинглише, ловя за уши у себя в паху. —
— Я знаю, что сможешь… Ты просто в себя не веришь…
Я припадала к пульсирующей жилке губами, но он дергался, точно я могла выпустить клыки. Наверное, во мне действительно родилось нечто звериное — он сам разбудил во мне первобытный азарт. Простынь забыла, что она на резинке, и сжалась в страхе подле валика в комочек, как и мое сердце, и я даже радовалась прохладе голого дивана. И мы, и наши нервы были обнажены до предела.
Каждый мускул на сильных руках Крэга дрожал натянутой струной — может, он в школе играл не только в духовом оркестре, но и в струнном: перебирал мои пальцы, точно струны арфы, прижимал к своему плечу, точно скрипку, зажимал ногами, точно виолончель. Я выгибалась, как… К черту сравнение с бездушными инструментами — как женщина, тело которой разлеталось, сродни брошенной на пол хрустальной вазе, на тысячу острых, едва приметных, осколков. Я сама каталась по ним, едва сдерживая крик, и с каждой новой лаской становилось ещё больнее — я уже почти всхлипывала в голос и все равно только сильнее прижимала влажное тело Крэга к груди, требуя войти ещё глубже. В самое сердце, в котором он уже как настоящая заноза в пятке: и место прокола не найти, и как наступишь — адская боль.
Я теребила светлую шевелюру, он — наматывал мои волосы на пальцы. По преданиям, в волосах заключена сила, вот почему мы уже без сил… сопротивляться желанию поймать время и не выпускать: запрятать на самое дно чемодана, под подкладку — оно здесь лишнее, оно враг, оно — жестокий бог, оно…
— Я знаю, что не смогу уснуть, — перебил Крэг мои мысли, пока я тихо водила пяткой вдоль его расслабленных ног, ища противную занозу, но она спряталась в сердце, и я вжалась левой грудью в предплечье того, кто мне ее туда засунул.
— Нет бы ты, что хорошее про себя знал, — шепнула я ему в кожу губами, высушенными бесчисленными поцелуями.
— Ну…
Он чуть повернул голову, чтобы тронуть губами мои волосы: чтобы коснуться поцелуем лба, пришлось бы меня потревожить, а Крэгу этого ужасно не хотелось делать, и мне от такой заботы стало ужасно приятно. Было приятно всему телу: в венах кровь превратилась в тягучую истому и, подбираясь к самому сердцу, заставляя его стучать все медленнее и медленнее, чтобы подарить наконец короткое забытье.
— Я собираюсь выучить для тебя композицию Кенни Джи, — Крэг все же подсунул мне под шею руку и перетащил поближе к своему лицу, чтобы вовсе не повышать голоса. — Мой учитель по музыке косил под его образ… Можно сказать, стал это копией… Ну, внешне… Не в музыке… Странно, что люди хотят на кого-то походить…
— Не у всех есть близнецы, но все хотят их иметь… — проговорила я тихо, не зная, зачем влезаю в его монолог, тем более напоминая о приближающейся встрече. И тут же исправилась: — В Советском Союзе снимали смешные короткометражки для школьников и их родителей. Так там была история: стоят два маленьких близняшки, прохожий их
Крэг не рассмеялся в голос, но я почувствовала движение его губ на моей щеке: он улыбался…
— Ну, я заявил Тони, что не ради него согласился на подмену, а просто хотел махнуть к знакомой девчонке в Питер. Поверил, как ни странно…
Он перекинул через меня руку, но не поцеловал: просто смотрел в глаза:
— А сказал бы правду, не поверил бы. Почему люди не хотят верить правде?
— Потому что ее мало кто говорит…
И мало кто смотрит на девушку так долго после того как долго не давал ей уснуть… Я протянула руки, схватилась за напряженную шеи и опустила его всего на хрупкую себя: короче, взвалила на себя непомерную ношу. Впрочем, я тоже могу быть худенькой только по размеру джинсов, а поднять меня на руки тяжело — вот никто и не носил на руках, а этот даже выше головы поднял: или же я ее потеряла, вот и не замечаю собственной дури.
— Спи! — приказала я и вжала в подушку голову ночного гостя еще сильнее, будто желала придушить. Нет, всего лишь хотела, чтобы он почувствовал, как тяжело мне дышится рядом с ним. Как тяжело и как спокойно. Спокойно засыпать, но глаза я открою со страхом, вопрошая у вселенной, что день грядущий нам готовит?
Ему полет, встречу с братом и принятие решения относительно начала отношений с девушкой, а мне? Проводы такси, уборку в квартире и… Ожидание приговора. Никому звонить не буду. Отвечать на сообщения Джонатана — тоже. Он будет последним мостом, который я сожгу… Он — мое единственное отступление от правил: отношения с трезвой головой. Если они, конечно, когда-нибудь будут. Я не смогу морочить ему голову целый месяц. После Крэга я вряд ли поеду во Вьетнам. Только вместо него.
— Спи, — повторила я, отталкивая его на вторую подушку.
Почему у меня их две? Наверное, кинула уже по привычке. По дурной — ничему хорошему я от Руслана не научилась. Впрочем, дурной опыт тоже опыт.
— И ты спи…
Я ждала поцелуя, но не дождалась. Наверное, Крэг боялся пренебречь здравым смыслом и не остановиться на пожелании доброй ночи, пока эта ночь не кончится. Официально-то у нас в городе еще не белые ночи. Ну, официально у нас с Крэгом еще ничего и нет. Все до сих пор думают, что я танцевала с самим Энтони Макдевиттом.
Я уснула с улыбкой и проснулась с ней и с удивлением. Крэг уже сидел на краю моего дивана в трусах.
— Это звонок в дверь. Могут быть родители?
Я тряхнула головой — снова позвонили. Так это не будильник? Кто же это может быть? Отец? Как раз перед работой может заехать. Но зачем? Дочке завтрак привезти? И ключ забыл? Или руки полные…
Я вырвала из рук Крэга трусики, заботливо поднятые им с пола. Схватила блузку — плевать, что просвечивает грудь. Подтянула к талии юбку от костюма и, застегнув лишь на молнию, потопала к входной двери… Где-то на бэкграунде все еще слышался голос Крэга, который, одеваясь, тараторил историю про то, как его отец в шестнадцать лет без машины под дождем протопал к своей подружке миль пять, чтобы найти ее родителей дома.