Апогей
Шрифт:
Мои догадки оказались верны, база действительно находилась под землей, и брат уверял, что здесь мы — в полной безопасности, ведь ее никто и никогда не найдет. Вероятно, такая паранойя была оправдана, однако отделиться от остального мира и считать всех, кто наверху, врагами… их жизнь была полна не только ненависти, но и сводящего с ума страха, отчего мне их было искренне жаль.
Кажется, они видели эту жалость с моей стороны, чуяли вызывающую инаковость, потому сторонились меня, словно боясь заразиться подобным вольнодумием. А я, видя эти взгляды, думала над тем, что эти люди чувствуют себя счастливыми просто потому что не одиноки. Что их даже не двести, а многим больше. Что эта база — лишь островок в океане, а таких островков еще целая куча.
— Эй, новенькая. — Толкает меня сзади Пышка. Я до сих пор отказываюсь запоминать их имена, потому даю свои собственные. — Крис просила передать, что сегодня на тебе стирка.
Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть на Кристину, которая стоит сзади. Нас разделяет человек десять. Приветливо помахав мне, девушка демонстрирует ядовитейшую улыбку, и я отворачиваюсь.
Кристина (одна из тех, чьи голоса встретили меня в первый же день) была стервой, девушкой моего брата и завхозом по совместительству. Она распределяла обязанности между женщинами, помогая им отрабатывать свой хлеб. И я не являлась исключением. Это может показаться странным, но я не была против физического труда, хотя за год совершенно от него отвыкла. Просто кроме стирки, глажки, готовки и уборки здесь нечем было заняться. Библиотека на базе была весьма скудная, потому что тут выше ценилась физическая сила. Иногда я посещала скучные лекции, которые проводились для всех новичков, решивших вступить в ряды законников. На этом настоял Захария, решив, что время пришло, а у меня просто не было ни сил, ни желания с ним спорить. Собственно, я в последнее время была так покорна, что увидь меня сейчас Франси, наверное, не узнала бы…
Забирая из рук раздатчицы свою порцию тушенки и макарон, а также твердокожее зеленое яблоко, я отхожу, осматривая шумный зал. Я уже знаю, за какой именно стол сяду, просто мне нужно убедиться сначала, что я там буду не одна. Так и есть, потому, взяв курс, я иду вглубь огромного зала. Вперед, к дальней стене, немного левее, после чего опускаю свою поднос, садясь напротив Молчуна.
Это уже стало привычным как для него, так и для меня. Раньше он всегда сидел один, и я так не смогла выяснить почему: никто не решался подсесть к нему или же он сам никому не разрешал нарушать свое личное пространство? Думаю, первое, потому что когда я подошла к нему с просьбой позволить сесть именно за этот стол, он мне не отказал. Вообще-то, парень промолчал, и это хоть и не было восторженным согласием, но и как отказ не читалось.
И, конечно, были причины, по которым я предпочла сидеть рядом с ним, а не со своим братом, его девушкой и шумной компанией их друзей. Мне нравилось молчать вместе с Иудой. А еще он напоминал мне Франси.
Начиная ковыряться в своей тарелке, я в очередной раз думала над нелогичностью человеческой души. Моей, в частности. Все это время, пытаясь возненавидеть клан Вимур, вынесший моим родным смертный приговор, я натыкалась на необъятную пустоту. Мне не из чего было растить свою ненависть. Представляя лица Франси, Каина, главы, мадам Бланш, я просто не могла вообразить тот момент, когда они коварно решились на убийство, и с этой целью послали жестоких палачей, ожидая, когда те, выполнив поручение, приволокут меня обратно в особняк, для продолжения экзекуции.
Мне нужно было их ненавидеть хотя бы потому, что это облегчило бы мне жизнь, но я не могла. Потому что в синих глазах, некогда смотревших на меня, я никогда не видела желания причинить мне боль, которая выжжет мою душу дотла. Потому что устала от ненависти, окружавшей
Может, старик Захария и смог бы научить меня сражаться, но научить отнимать жизнь — вряд ли. И, наверное, мое безволие когда-нибудь его доконает.
Устав от вида неаппетитной еды, я подняла голову. Молчун достал внушительного размера разделочный нож и принялся медленно и с явным наслаждением снимать кожицу со своего яблока. Я некоторое время глядела на то, как из-под лезвия выходит длинная зеленая завитушка, а потом рассеянным взглядом обвела столовую и присутствующих здесь людей. Кнут, кажется, только этого и ждал, потому поймав мой взгляд, махнул рукой в приглашающем жесте.
Сидящие рядом с ним девушки и парни смеются, смотрят в нашу сторону и что-то говорят друг другу. Думаю, это опять нечто пошлое, на большее их головы не способны.
— Почистить?
Я вновь смотрю на Иуду. Я так и не привыкла к его голосу, потому, стоит ему заговорить, и я вздрагиваю. В такие моменты мне кажется, что его неожиданно подменил незнакомец с таким же бледным лицом, вечно растрепанными темными волосами и глазами цвета печали и дождливого неба.
— Пожалуйста. — Отвечаю я, глядя на то, как он берет мое яблоко в руки.
Похоже, сегодня я узнала еще одну правду о Молчуне помимо того, что он отшельник, входит в ближайшее окружение Захарии и является местным оружейником. Он был самым порядочным из всего этого фанатически настроенного братства.
Включать имена отца, брата и мачехи в заупокойные молитвы, добровольно вычеркивая их тем самым из мира живых, становилось с каждым днем все проще. Это повторялось дважды в день, утром и вечером, на протяжении нескольких недель, и походило на удары по одному и тому же больному месту.
Думаю, так эта часть моей души атрофируется окончательно. Странно, что после смерти мамы этого не произошло. Возможно, дело в том, что тогда я была еще совсем малышкой и делила горе на троих?
Теперь я была одна, но почему-то знала, что справлюсь. Кнут как-то сказал, что истинный человек может все… не знаю, что там насчет всемогущества, но, по-моему, основной людской талант заключается в том, что мы можем свыкнуться с любой мыслью или условиями, какими бы невыносимыми они не показались вначале. И я тому отличный пример.
В последнее время я меньше занимаюсь домашними делами, а больше посещаю лекции и тренировки, пока только в качестве публики. Вероятно, Захария ждет, когда я заражусь их идеологией, когда, наконец, в моей душе заполыхает костер ненависти. Пока что старик видит, что я совершенно не стараюсь. Думаю, его это раздражает. Потому я все чаще стала видеться с Кнутом, который стремится при каждой нашей встрече упомянуть о клане Вимур и о том, какие они кровожадные и беспринципные твари. Я соглашаюсь, но без особого энтузиазма: убийца моей семьи непохож ни на одного из Вимур и, к тому же, он уже мертв. Понятно, что заказчиками были именно мои хозяева, потому что никто другой не мог… К тому же они, как чистокровные, контролировали всех вампиров, стоящих на ступенях ниже.
— Ты готова? — Я встала с колен, поворачиваясь к дверям. На пороге стоял мой брат. За ним маячила Кристина, с которой, вопреки ожиданиям Кнута, мы не смогли и не сможем поладить. — Ты что… каждый день молишься?
— Да. — Раздается за его спиной сардонически.
— По возможности. Это… весьма успокаивает. — Отвечаю я, после чего, забрав с тумбы тетрадь и ручку, выхожу из комнаты, которую делила еще с одиннадцатью девушками.
Нужно было идти на лекции. Брат зашел именно для того, чтобы отправиться на них вместе. Я знала, что, когда мы зайдем в аудиторию, Кнут и Кристина усядутся в первые ряды, потому что для них теория оружия и боеприпасов — что-то вроде воскресной проповеди. Я же вновь найду взглядом Молчуна, который как всегда выберет место в тихом углу, и оставлю влюбленную парочку на попечение Захарии.