Апокалипсис мелкого греха
Шрифт:
Диавол называет тишину «ужасной силой»; он призывает заполнять жизнь шумом. «Всякое мгновение человеческое должно быть заполнено великой динамикой, шумом, фанфарами, «возвещающими торжественность и беспощадность». Шум – единственная самозащита зла от голоса тихой человеческой совести, от тихого Слова Божьего… «Весь мир мы обратим в Шум»! – говорит диавол. «И мы достигли уже немалого в этом направлении, но (вынужден признать злой дух) силы злые еще недостаточно шумны в мире».
С большой проницательностью, Льюис показывает свойства социальных учений и утопий, культивирующих антибожеское начало, обманывающих людей призраком будущего.
У Леонида Леонова, в восьмой главе, второй части романа «Русский Лес», есть характерная беседа русской
Призраком, манившим народы к счастливому будущему, прошел с фанфарами по Европе и исчез национал-социализм. И сколько миражей исчезло в истории! Но шествие в мир мифов, основанных на неверии в бессмертную душу человека, продолжается и при всё тех же фанфарах обоготворения будущего. Все гремят они, эти фанфары, заглушая человеческую совесть и веру человека в высший мир. Не в спокойном; строительстве утверждается человеческий труд, а в совершении каких то исключительных дел, магических скачков в будущее количество и, механически будто бы идущее за ним, качество. Шумные лозунги ткут легенду «будущего»… Только о смерти своей забыл человек. И о зле своем забыл. Зло и смерть не истребятся никакими материальными средствами, никаким строительством, никакими космонавтами. И не закрыться от зла и смерти никаким шумом. Есть одно только спасение: Христос Воскресший.
О ЕВАНГЕЛЬСКИХ И НЕ ЕВАНГЕЛЬСКИХ ГРЕШНИКАХ
Когда смотришь на евангельских грешников, слушаешь их слова и видишь их поступки, невольно думаешь, какие эти грешники, в сущности, хорошие люди по сравнению с нами, с людьми нашей эпохи.
Вот, разъяренная нарушением заповеди Божьей, толпа подходит к Спасителю. Она влечет женщину, «взятую в прелюбодеянии», и готова ее за это побить камнями… Как благоговейно эта толпа выслушивает мудрый и кроткий ответ Спасителя на свой вопрос, и как сильно, живо говорит в это время совесть человеческая в каждом из этой толпы… Разве нечто такое возможно теперь? Безмолвные, обличаемые внутренним судом совести, эти грешники рассеиваются… Разве это могло бы произойти теперь? Трудно, во первых, предположить, что люди наших лет, столь искренне и так религиозно стали бы возмущаться прелюбодеянием; этот грех теперь приукрашен, обвит всеми бумажными лентами литературы, театра, фильма. Это область бесчисленных подражаний, особого тщеславия и своей героики. Разве возможно сейчас проявление такого религиозного отношения к греху, как у этой еврейской и языческой иерусалимской толпы? Трудно себе представить, чтобы люди в каком-либо социальном современном коллективе могли так огненно ревновать об исполнении Божьего закона и так божественно глубоко стыдиться при обличения тихого и кроткого голоса духовного Учителя… Смотрите, как начали все эти люди, один за другим, уходить «обличаемые совестью» своей! Не многие общественные обвинители ближнего могли бы сейчас проявить такую нравственную чуткость.
А грешный евангельский блудный сын… Как поражает он сознание наше тонкостью и глубиной своего покаяния. Удивительная душа, смиренностью своих чувств: «Отец, я недостоин называться твоим сыном, прими меня, как одного
Встают перед нами и великие евангельские преступники, солгавшие Духу Святому, Анания и Сапфира… Внезапно они умирают от своего греха, утаив часть ими же самими добровольно отданного Богу имения. По сравнению с духовными лицемерами наших дней, не младенцы ли даже они?… Сколько христиан и пастырей в наши дни обещают Господу Богу отдать всю свою жизнь, а отдают лишь ничтожную ее часть, утаивая прочее для своих эгоистических целей.
А мытари, современные Господу Иисусу Христу, эти сборщики налогов, нечестные чиновники первого века, которых так гнушался палестинский народ, не дети ли и они по сравнению со многими чиновниками наших дней во всех странах и народах мира?
Даже классический, вспоминаемый человечеством постоянно, разбойник Варавва, освобожденный Пилатом вместо Христа, и, несомненно, убивший кого-нибудь на дороге, – как можно определить его преступление по сравнению с методическим и сознательно-беспощадным умерщвлением, «ради государственной пользы», в наши дни, миллионов невинных жертв, с их женами и детьми?
Посмотрите на Закхея мытаря – как он горячо устремляется к дереву, чтобы взобраться на него и увидеть Спасителя! Как он хочет увидеть Спасителя!
Как он радуется, что увидит Спасителя… Евангелие учит нас не только своими праведниками; оно нас ведет к покаянию, к Богу и образами своих грешников, их человечностью, их чуткостью к добру.
Вот они несут драгоценный алавастровый сосуд с миром и разбивают его, чтоб помазать тело Иисусово; вот они горько плачут после своего отречения; вот они останавливаются на дороге, как Савл, пораженные небесным видением… Все они изменяют свою жизнь, или, осуждая себя, на кресте своем, просят Господа «помянуть их».
Где наше миро, где наши слезы, где чуткость нашей совести, обличающей нас?… Ничего этого не видно. Мы предаемся своим планам, проектам, чувствам, страстям и забываем кроткую, любящую нас истину Христову. Мы ушли далеко, не только от Евангелия, но даже от евангельских грешников!
Великую силу Господь вложил в Свое Слово. Древние грешники удивляют нас своей человечностью и смиренностью, светящейся сквозь их грех. Образами этих грешников, лишенных черт нашего бесконечного самодовольства и самолюбования, Господь хотел вразумить нас и утешить – ведь и мы тоже можем стать такими же человечными грешниками, если невозможна для нас большая любовь к Богу.
Господь хотел, может быть, вызвать в нас не слезы, а целые потоки слез, при сравнении наших чувств с переживаниями этих евангельских грешников. Мы видим ясно, что такое – грешники Евангелия, и что мы собою представляем, с нашей цивилизованностью.
Хвалящий себя в храме Иерусалима древний фарисей, конечно, дитя, по сравнению с открытой и прикрытой саморекламой многих общественных, политических, даже церковных деятелей нашего мира.
Евангельская греховность – это «пастушеская свирель» по сравнению с назойливой, оглушительной и бесстыдной музыкой греха наших дней. Не только единично, но и коллективно восстают люди нашего века против Духа Божия. Белое так настойчиво называется в мире черным, и черное – белым… «Горы, падите на нас, и холмы, покройте нас»!
Кто имеет и наши дни силу шептать смиренную молитву мытаря? Мы все считаем себя благополучными мытарями, а ближних своих – фарисеями.
Мы не раскаиваемся, как Петр, и не отдаем нищим «пол-имения», как Закхей, от одного только взгляда Иисусова… Если бы мы могли только забыть елей, как неразумные евангельские девы! Или только закопать талант в печальную землю, ничего греховного не приобретая на него. Если бы, отвращая взор от Самой Истины, мы могли бы заниматься только своими семейными делами или благодушно испытывать своих волов… Но мы участвуем в преступлениях, входящих в мир, под видом особой заботы о людях и народах.