Апокалипсис Нонетот, или Первый среди сиквелов
Шрифт:
Я взглянула на Пятницу и его друзей.
— Уже как минимум три месяца не играют? Я не знала. Спасибо, и доброй ночи.
Я повесила трубку.
— Так где же он? — спросила я.
— Мы не знаем, — ответил другой Пятница, — а поскольку он свободный радикал и передвижения совершенно не зависят от СИЛ, то мы не можем узнать, где он и когда. Он прекрасно разыгрывал ленивого тупого подростка и обманул нас всех, а особенно тебя.
Я прищурилась. Это был новый поворот.
— Что ты говоришь?
— Мы получили новую информацию и думаем, что Пятница
Я начала сердиться.
— Звучит как давленая какашка, придуманная вами, чтобы его заменить.
— Я серьезно, мам. Пятница — опасный исторический фундаменталист, который пойдет на все ради достижения собственной узкой цели — удержать время в том виде, в каком оно должно было идти изначально. Если мы его не остановим, тогда вся история свернется и ни от кого из нас ничего не останется!
— Если он так опасен, — медленно произнесла я, — то почему вы его не устранили?
Пятница глубоко вздохнул.
— Мам… как бы… ну… Он младшая версия меня и будущего генерального директора. Если мы избавимся от него, то избавимся от себя самих. Он умен, в этом ему не откажешь. Но если он может остановить открытие путешествий во времени, тогда он в первую очередь знает, как они были изобретены. Нам надо с ним поговорить. Так где он?
— Я не закладываю собственного сына, сынок, — сказала я и сама удивилась тому, как странно это прозвучало.
— Я твой сын, мам.
— И тебя бы я тоже не заложила, Душистый Горошек.
Пятница шагнул вперед и слегка повысил голос.
— Мама, это важно. Если ты имеешь представление о том, где он находится, тогда тебе придется нам сказать. И не зови меня Душистым Горошком при моих друзьях.
— Я не знаю, где он… Душистый Горошек… а будешь разговаривать со мной таким тоном, отправишься к себе в комнату.
— Это важнее комнаты, мама.
— Мам. Правильно — «мам». Пятница всегда называл меня «мам».
— Я — Пятница, мам, твой Пятница.
— Нет, — сказала я, — ты другой Пятница — тот, кем он мог бы стать. И знаешь, мне кажется, я предпочту того, который едва разговаривает и думает, что мыло — это тип телешоу.
Пятница сердито воззрился на меня.
— У тебя есть десять часов, чтобы его выдать. Укрывание временн ого террориста — серьезное преступление, и наказание невыразимо неприятное.
Его угрозы меня не впечатлили.
— Ты уверен, что знаешь, что делаешь? — спросила я.
— Конечно!
— Тогда он по определению тоже. Почему бы тебе не взять своих ТИПА-двенадцатых приятелей и не пойти поиграть во временн ом потоке до ужина?
Пятница издал классическое «хррмпф», развернулся на каблуках и отчалил, его друзья поспешно последовали за ним.
Я закрыла дверь и присоединилась к Лондэну, подпиравшему лестничную опору в прихожей. Он слышал каждое слово.
— Тыковка, что же за чертовщина здесь творится?
— Сама точно не знаю, милый, но я начинаю думать, что
— Который Пятница?
— Волосатый, который много бурчит. Он в итоге не сонный никчемушник — он исторический фундаменталист, работающий под прикрытием. Нам нужны кое-какие ответы, и, по-моему, я знаю, где их искать. Может, Пятница и перехитрил своих родителей, СИЛ и половину Хроностражи, но есть один человек, которого никогда еще не удавалось одурачить ни одному мальчику-подростку.
— И это…?
— Его младшая сестра.
— Не верится, что вам потребовалось столько времени, чтобы сообразить, — сказала Вторник, согласившаяся сдать брата за взятку в виде нового велосипеда, подарочный сертификат на тридцать фунтов в МатеМир и лазанью три ужина подряд. — Он и на Барни Плотца не наступал — он подделал письма и телефонный звонок. Ему требовалось время для проведения, как он это называл… расследований. Я не знаю, в чем они заключались, но он много времени торчал в публичной библиотеке и у бабушки.
— У бабушки?! Почему у бабушки? Он же любит поесть.
— Не знаю, — сказала Вторник, плотно поразмыслив над этим. — Он говорил, это имеет какое-то отношение к Майкрофту и хронупции невообразимых масштабов.
— Этому парню, — мрачно буркнула я, — придется многое объяснить.
Глава 30
Теперь зима
Одной из величайших бесполезных трат денег в последние годы был «противокарный щит», призванный оградить человечество (или по самой меньшей мере Британию) от не в меру усердного божества, жаждущего очистить население от греха. Изначально финансируемый канцлером Хоули Ганом проект был остановлен после его бесславного падения. Замороженная, но не забытая сеть передающих башен по-прежнему лежала, разбросанная по всей стране, молчаливым напоминанием о гановском странном и довольно затратном правлении.
Мама открыла дверь на наш стук и, похоже, слегка удивилась, увидев нас в полном составе. Мы с Лондэном были здесь, как озабоченные родители, разумеется, а Вторник — потому что она единственная была способна разобраться в Майкрофтовой работе, если понадобится.
— Уже время воскресного обеда? — спросила мама.
— Нет, мама. Пятница здесь?
— Пятница? Бога ради, нет! Я не видела его уже больше…
— Все в порядке, ба, — донесся из гостиной знакомый голос, — конспирация больше не нужна.
Это был Пятница — наш Пятница, бурчащий, вонючий, про которого мы еще час назад и помыслить не могли, что он знает слово «конспирация», не говоря уже о способности его произнести. Он изменился. Стал держаться куда более прямо. Возможно, потому, что не волочил ноги при ходьбе и смотрел прямо на нас, когда разговаривал. Несмотря на это, он по-прежнему казался печальным подростковым штампом: прыщи, длинные нечесаные волосы и одежда такая мешковатая, что из ткани, пошедшей на нее, можно было одеть еще троих и еще осталось бы на занавески.