Апокалиптическая фантастика
Шрифт:
Китай, где родилась смертоносная чума, добился больших успехов, чем США. В Индии дела обстояли хуже, а некоторые страны Латинской Америки отстали еще больше. Но даже эти бедные страны сумели преодолеть отметку в девяносто процентов. Самыми беззащитными оказались беднейшие уголки планеты. В Африке и диких районах Азии добились лишь тридцатипроцентной вакцинации, и то в лучшем случае. Но благотворительные организации и врачи-добровольцы не сдавались. Отважные защитники общественного блага, они без устали вонзали иглы в маленькие коричневые руки, даже
Судя по датам, отображенным на тех записях, судьба планеты оказалась решена в мой шестой день рождения. Перед камерой на фоне герба своей обреченной нации стоял пожилой мужчина. Усталым и печальным голосом он признал, что были допущены ошибки. Ответственные за них пока неизвестны и могут навсегда остаться неизвестными, но гонка по выпуску вакцины на рынок оказалась самой большой ошибкой, вызвавшей ужасную трагедию. И теперь каждый, кто пытался сделать нечто хорошее, инфицирован.
Эта старая запись разбудила воспоминания. Мне вдруг снова шесть лет, я сижу между родителями, которые слушают выступление президента. Я не понимал большей части его слов и не улавливал даже малой части сказанного. Но мать и плакала, и одновременно страстно молилась, отец рыдал, как никогда прежде, а я сидел, положив руки на колени, и не сводил глаз с подарков, обернутых в яркую цветную бумагу.
— Когда это закончится? — нетерпеливо спросил я. — Когда можно будет открыть подарки?
— Так откуда вы приехали? — спросил гостей мальчишеский голос, дерзкий и нетерпеливый.
— Вы с юга, если я не ошибся в вашем акценте? — добавил старый Феррис.
Взгляд бабули перескакивал с одного лица на другое. Люди подступали к ней все ближе, некоторые подбегали, все переговаривались, и старуха начала паниковать. Слегка ахнув, она начала поворачиваться, пока не обнаружила внучку, стоящую возле меня.
— Я здесь, — сказала Мэй.
Бабуля открыла рот, пытаясь вспомнить ее имя.
Девушка снова назвала себя и взяла бабушку за пухлую руку, после чего сообщила нам:
— Мы из Флориды.
Для малышни это слово прозвучало выдуманным. Бессмысленным.
— Так я и думал, — кивнул старый Феррис.
Я мысленно представил полузабытую карту. На краю континента оранжевая нога высовывалась в бледный океан.
— И как там наш Солнечный Штат? — осведомился Феррис.
— Мокрый, — заявил новый голос.
Все взгляды переместились. Даже Мэй повернулась, удивленная не менее остальных видом своего гороподобного братца, закупорившего выход из трейлера.
Кажется, он сказал что-то смешное.
— Флорида наполовину утонула, — предупредил Уинстон, с восторгом на круглом лице и скаля в ухмылке крупные зубы. — Перебирайтесь туда жить, и будете рады на шаг опережать океан.
— Неправда, — возразил его отец. — Может,
Дети начали спрашивать о Флориде, но большинство их родителей моложе меня и еще более невежественны. Поднялись руки, указывая в противоположные стороны. Кто-то упомянул аллигаторов — еще одно слово, почти ничего не значащее для собравшихся. Затем Мясник Джек наконец-то задал самый важный вопрос:
— Но что же вас, люди добрые, заставило проделать такой путь сюда?
— Моя бабушка, — призналась девушка, ткнув в бабулину руку. — Она захотела еще раз увидеть свой прежний дом.
Бабуля выслушала ее, поразмышляла секунду над сказанным и слегка кивнула.
— Так откуда она родом? — спросил Джек, как будто не поверил собственным ушам.
— Из Спасения, — подтвердила Мэй.
— И я тоже, — вставил ее отец. — Когда я был мальчишкой, мы с мамой жили вон там.
И он указал на дом мэра. Некоторые взглянули на него, но большинство не могли оторвать глаз от этих нежданных и поразительных незнакомцев.
Я снова приблизился к Мэй. Она улыбнулась совершенно без девичьей застенчивости.
— Холодно сегодня, — заметила она.
— Худшая зима за сорок лет, — вставил Джек.
— Вам уже доводилось бывать на морозе? — спросил я.
— Только последние две недели, — рассмеялась она.
— А когда вы уехали из дома? — Мне хотелось это знать.
— Прошлым летом, — сообщил ее отец.
— Во Флориде стало холоднее, чем обычно, — сказала Мэй. — У нас есть коротковолновая рация, и иногда мы разговариваем с друзьями. Было несколько ночей, когда термометр падал ниже шестидесяти [82] .
82
По шкале Фаренгейта. Соответствует примерно 15 °C.
— Может быть, это хороший признак, — сказал Джек, и в его глазах блеснула надежда. — Климат постепенно становится холоднее.
Уинстон громко и несогласно рассмеялся:
— Да ничего подобного. В прошлом году проснулась парочка вулканов. В Индонезии и Колумбии. И сейчас две тучи пепла висят в атмосфере, так что еще год или два будет холодно.
Мэй и ее отец обменялись быстрыми напряженными взглядами.
— Столько воды, — сказал я Мэй. — Всю жизнь хотел увидеть океан.
Но Уинстон не любил невежества, а также терпеть не мог, чтобы у кого-то оставались мечты.
— Вы уж поверьте, Атлантику вам видеть не захочется. Этот океан горячий, кислотный и наполовину мертвый. Рифов больше нет, моллюсков и лангустов с креветками тоже. Но только не медуз. Эти сволочи отлично себя чувствуют.
Я понял, что не знаю точно, кто такие медузы.
— Гольфстрим все еще течет, — продолжил он. — Может, и не в том объеме, в каком следует. Но океаны, по крайней мере, еще не задохнулись.