Апокриф
Шрифт:
Виновниками всех неприятных эксцессов последних недель победители назначили гэбэровцев и вообще всю систему государственных секретных служб. На их же злую волю списали гибель большинства революционеров, лишившихся жизни при штурме здания ФБГБ, исключительно по собственной глупости в собственноручно устроенном огненном капкане. Но, это уж такое правило! Тут ничего не попишешь.
Для расследования «заговора спецслужб» и противодействия возможному саботажу действий и мероприятий новой власти по восстановлению пошатнувшегося конституционного строя, законности и справедливости, создали Чрезвычайную Следственную Комиссию [5] , в распоряжение которой перешли все избежавшие разгрома здания и помещения разогнанного ФБГБ.
5
Впоследствии
ЧСК первым делом принялась разбираться с «делом Острихса», потому как оно напрямую относилось к человеку, ставшему в течение нескольких дней великим национальным героем. Расследование заговора было на виду и на слуху буквально у всех, а значит, из этого факта следовало извлечь максимальное количество политических дивидендов. Речь шла, ни много ни мало, о создании главного идеологического мифа государства, возможно, на многие десятилетия, если не века, вперед. Опять же, находясь при этом важном деле, можно было и прославиться, и продвинуться, и счеты свести…
Прежде всего стали отлавливать сотрудников бывшего Пятого департамента ФБГБ, поскольку не без основания полагали, что провокация против Острихса разрабатывалась в недрах службы политического сыска. Задержали и арестовали многих, хотя здесь имелись большие сложности: кадровая картотека полностью сгорела во время пожара. Однако сознательные граждане с удовольствием доносили на известных им гэбэровцев, или расшифрованных сексотов, а от тех по цепочке выходили на прочих. Кроме того, некоторые сообразительные сотрудники Пятерки по собственной инициативе проявили деятельное раскаяние и старательно заглаживали прошлые «прегрешения перед народом» во имя собственного будущего и будущего своих детей при новой власти. Одним из таких раскаявшихся стал «старейший и вернейший, всех пересидевший и переживший, проверенный из проверенных сотрудник Пятого департамента ФБГБ, кавалер ордена «За тридцать лет беспорочной службы», бессменный начальник «шкатулки», суб-колонель Едд Рыйста по кличке Бинокуляр. Всю жизнь охраняя копилку самых страшных тайн ведомства, он не ведал ни одной из них, но зато знал в лицо большинство кадровых сотрудников. Теперь, зарабатывая расположение новых хозяев, он принимал активное участие в опознании тех, кого подозревали в принадлежности политическому сыску.
Политический сыск умер! Да здравствует политический сыск!
Главной загадкой дела стала история с Востой Кириком. То что именно он являлся злодеем, заманившим Острихса в ловушку и подкинувшим ему фальшивые улики, ни у кого сомнения не вызывало. Оставалось только установить настоящее имя агента. Но, в этом, самом «только» и состояла основная загвоздка. Имевшиеся плохонькие любительские фотографии провокатора не позволяли ничего сказать о его настоящей внешности. Пышные борода, усы и шевелюра надежно укрывали черты лица. Никто из установленных и допрошенных сотрудников Пятерки ничего не знал об операции по внедрению в окружение Острихса агента ФБГБ. По-видимому, полностью в курсе был только бывший директор департамента флаг-коммодор Ксант Авади, но он как сквозь землю провалился.
Обнаружение «трупа Восты Кирика» почти все считали явной комедией, разыгранной весьма грубо по причине спешки, но полностью отмести эту версию было невозможно. Все тела, находившиеся в морге лаборатории судебно-медицинской экспертизы ФБГБ, сгорели дотла во время страшного пожара, и материала для идентификации не было. И, даже если бы что-то обнаружилось, не с чем было бы сравнивать. Суд, который рассматривал в закрытом режиме дело об аресте Острихса, во время революционных событий подвергся разгрому, и секретная папка, в которой хранилась генетическая формула агента вместе с его настоящим именем, пропала. Высказывалась версия, что ее могли заранее изъять оттуда гэбэровцы, и в этом случае вовсе не оставалось надежды обнаружить важнейшие доказательства.
Был еще шанс заполучить нужные сведения
Тиоракис в течение десяти дней после отставки президента и падения правительства продолжал оставаться дома и, насколько это было возможно в его положении, внимательно следил за тем, как продвигалось расследование. Благо, «чрезвычайщики», упиваясь выпавшей им ролью и всеобщим вниманием, были безответственно разговорчивы. Пытаясь подчеркнуть собственное значение, они наперебой выбалтывали прессе все, что при профессиональном отношении к делу следовало оставлять в тайне.
«Ну, это ничего. Это пока. Жизнь научит!» — замечал про себя Тиоракис.
Между тем, он прекрасно понимал, что даже при таком любительском подходе через какое-то время его все рано вычислят.
«Нашлись же предатели среди «своих», — рассуждал Тиоракис обдумывая свое положение. — Один, Бинокуляр, гнида очкастая, чего стоит! Через некоторое время установят более или менее весь штат «пятерки», проанализируют, сопоставят… Если я буду оставаться здесь, рано или поздно придут за мной, потащат на допросы. Борода бородой, а манера говорить… голос? Если мне устроят очную ставку с той же Альгемой, или Рептом? Все! И доказывай потом, что это я Острихса предупреждал, что это кто-то другой его подставил и подбросил что надо и куда надо… Вот, кстати, интересно! Кто? Мамуля молодец, конечно! Надо отдать ему должное: подстаховался. Ни словом, ни намеком не обмолвился! Но, все-таки, кто? Репт? Нониа? Майфет?…Да кто угодно может быть! Хоть та же Альгема! Молодец Мамуля! Профессионал. И смылся вовремя, только поэтому меня еще и не достали. А может, не смылся? Может, его уже и нет? Ведь президенту, особенно бывшему, он совсем не нужен. Даже опасен. И я ему опасен. Да и не только ему. Одним словом, опять между двух огней! Ну, что ты будешь делать! Сам виноват. Как говорят, сапер ошибается только два раза. Первый — когда решает стать сапером. Нет нельзя здесь больше оставаться. Бежать нужно!..»
В маленьком горном отеле никто не спросил у него документа, и он записался в книге постояльцев под девичьей фамилией матери — Варбоди. Хвост из фамилии Тиоракис удалось обрубить только после высадки на железнодорожном вокзале, поскольку без предъявления паспорта билеты на поезда дальнего следования не продавали и в вагон не сажали, а хорошей «липы» у него не было. Потом он почти восемь часов ехал на автобусе до городка в предгорьях, потом еще четыре часа до горного курортного поселка, потом на такси до этой гостиницы, построенной на самой границе лесной зоны, где из-за последнего поворота уходящей вверх долины уже показывал грязный растрескавшийся кончик языка недалекий глетчер.
Здесь его никто не знал, и можно было не опасаться, что смогут скоро найти, но все равно это был тупик, угол.
Стоя на самом краю каменного обрыва, загипнотизированный вулканическим бурлением воды в каменном котле, он очередной (который уже!) раз за последние дни пытался оценить свое непрерывно ухудшавшееся положение.
Вчера вечером, когда Тиоракис вернулся в гостиницу после обычного блуждания по горным тропинкам, хозяин, очень словоохотливый по причине отсутствия достаточного количества хлопот, тут же поделился с ним сенсационными новостями:
— Господин Варбоди! Вы знаете, стала известна настоящая фамилия этого негодяя!
— Которого? — спросил Тиоракис, будучи вполне уверенным, кого имеет виду горный старожил.
— Того, который подвел под нож нашего Острихса!
«Смотри-ка ты! — не забыл в мыслях съязвить Тиоракис. — Уже и «нашего»! Быстро! Прямо-таки подвел и прямо-таки под нож! Много ты понимаешь!»
— Ну! Быть не может! — произнес он вслух.
— Очень даже может! Тиоракис его фамилия!