Апостол Папуа и другие гуманисты II. Зумбези
Шрифт:
– Беллами, мы не можем действовать, как нези, - возразил судовой врач.
– Почему, Дрю? У нас хороший экипаж, прошедший тренинги, и хороший корабль.
– Беллами, ты ведь понимаешь, что действовать, как нези сегодня у острова Боигу, это против правил. Это не только жестоко, это еще и преступно.
– Дрю, я очень уважаю тебя, как медика, профессионала и человека, но твой гуманизм переворачивает твои мозги, и ты говоришь вещи, противоречащие здравому смыслу.
Судовой врач уселся на край навигационного стола, и полюбопытствовал:
– В чем я противоречу здравому смыслу, когда утверждаю, что удар зажигательными бомбами по кораблям с людьми в мирное время,
– А в военное время? – спросил капитан.
– На войне все иначе, там свои законы, - ответил Нандвари.
– Юридически так, Дрю. Но здравый смысл не зависит от адвокатских каракулей. Вот почему я говорю: разбомбить бандитский корабль - не жестокость и не преступление. Наоборот: жестокость и преступление - не разбомбить его, потому что в таком случае множество хороших людей станут жертвами бандитов. И еще, жертвами станут наши товарищи по экипажу. В конце июля, DCPB-57, такой же сторожевик, пришел из зоны Тимор-Малуку с четырьмя гробами. Я не намерен после объяснять родителям наших матросов, почему я был таким гуманным, что привез гроб вместо их ребенка. Это моя позиция, и если после моих разъяснений кто-то не согласен, то пусть говорит сейчас. Клянусь, я найду способ отправить такого моряка на Большую землю по мотивам, не портящим ему биографию, чтобы он мог продолжить службу на другом корабле. Но с завтрашнего утра я не потерплю возражений на эту тему… Дрю, что скажешь?
– Что ж, сэр, я займусь планом мероприятий по психологической подготовке.
– Спасибо, док. Честное слово: спасибо.
– Это моя работа, - сказал Нандвари, подошел к остеклению и стал смотреть на волны.
– Кто-нибудь еще хочет высказаться? – спросил кэптри Беллами Ранстоун.
Минуту все молчали. А затем тишину нарушила Миа Пеккер, резко сменив тему.
– Сэр, я чуть о другом. Правда, что у нези на флоте нет запрета на секс в экипаже?
– Правда, - сказал он, - Миа, а ты можешь сделать мне крепкий кофе?
– Конечно, сэр, сейчас сделаю, - ответила она, и шагнула к кофеварке.
– Но, у тебя ведь сейчас по графику отдых.
– Да, сэр, но мне совсем нетрудно.
– Спасибо, Миа. Итак: на флоте нези секс не считается принципиально иной формой контакта, чем налить коллеге кофе вне времени вахты.
– Сэр, но ведь это абсолютно разные вещи!
– возразила старшина-радист Лайм Ярмут.
– Относительно, - поправил Беллами, - для нас разные, а для нези почти одинаковые.
– Сэр, а как правильнее? – спросил боцман.
Капитан внимательно посмотрел на него.
– Уточни, Мэттей, в каком смысле «правильнее»?
– Для флота правильнее, - сказал боцман, - для эффективности, боеспособности…
– Мэттей, по-твоему, сколько хороших патрульных ушли из-за секса в экипаже?
– Сколько? Черт знает, сэр. Много, наверное. На каждом корабле такие проблемы.
– Вот и думай сам, - заключил Беллами Ранстоун.
– Сэр, что вы такое говорите? – удивилась радист.
– Лайм, если ты заметила, я просто задал вопрос, и предложил подумать.
– Да, сэр, но я думаю, это был односторонний вопрос. Вы спросили о проблемах из-за запрета. Но вы не спросили о проблемах, которые решаются этим запретом.
– Поясни, - предложил он.
– Да, сэр. Предположим, этот запрет отменен. Тогда на корабле сразу начнутся такие отношения, кто-то отвергнет кого-то, кто-то будет домогаться кого-то, а кто-то начнет ревновать кого-то. И вместо службы получится сплошное выяснение отношений.
Тут матрос-электрик передала капитану чашку крепкого кофе.
– О! Спасибо, Миа… Так вот: Лайм воспроизвела логику Дисциплинарной комиссии, согласно которой персонал патруля аналогичен банде пубертатных
– Простите, сэр, но я такого не говорила.
– Лайм, - мягко произнес Дрю Нандвари, - капитан прав: подобная схема сексуального поведения соответствует психике агрессивных пубертатных подростков.
– Спасибо, док!
– сказал Беллмами, - Теперь вопрос ко всем. Если мы, моряки патруля, действительно такие, и если нас надо сдерживать, предписывая нам кодекс поведения, аналогичный правилам лагеря для трудных подростков, то что?
– То что, сэр? – спросила радист.
– Я жду, кто догадается, - сказал капитан.
– То, - отозвался боцман, - нам нельзя давать оружие, и выпускать в море без няньки.
– Браво, Мэттей! Ты выиграл суперприз! В Нулунбаи с меня дюжина пива. Если в этой гребаной дыре еще осталось пиво. Если нет, то с меня дюжина пива чуть позже.
– Сэр, а что за кошмар случился в Нулунбаи? – спросила Миа Пеккер.
– Почему ты думаешь, что кошмар?
– поинтересовался капитан.
– Так ведь интернет. Там всякие слухи ходят про террористов и ядерные отходы.
– Ладно, - капитан кивнул, - поскольку завтра каждая собака будет знать, мы немного забежим вперед инструкции, и я расскажу прямо сейчас...
…Тут Беллами Ранстоун сделал паузу, чтобы все прочувствовали важность момента, и продолжил уже по существу дела.
– Те из вас, кто хоть раз смотрел на карту, помнят, что противоположный от нас берег Арафурского моря, это не берег вовсе, а Южные Молуккские острова, расположенные между островом Новая Гвинея с востока и островом Тимор с запада. На наших картах Южные Молуккские острова маркированы, как территория Индонезии, однако, это не бесспорно. На многих голландских картах это частично-признанная Республика ЮМО, созданная в 1950-м, после ухода колониальной армии Нидерландов. Армия Индонезии вторглась туда, начав 15-летнюю войну. ЮМО пала только после того, как Индонезия оккупировала Западную Новую Гвинею, и атаковала ЮМО еще и с востока. Кстати, я упустил причину ожесточенности этой войны. Индонезия в основном мусульманская. Южные Молуккские острова, в основном христианские. Что бывает при столкновении Религии Добра и Религии Любви, вы видели в более мелких конфликтах. При крупных конфликтах просто масштаб больше. Эта война продолжается, есть парламент ЮМО в изгнании, он заседает в Амстердаме, сочиняет письма в ООН про геноцид христиан, и попранный суверенитет, и конечно, не принимает на себя ответственность за теракты боевиков Армии ЮМО. Сейчас Армия ЮМО захватила старую промзону Нулунбаи - металлургический комбинат концерна «RTA Ltd», закрытый где-то в 2020-м.
– Нас-то они за что? – возмущенно отреагировала Лайм Ярмут.
Беллами Ранстоун развернулся к ней.
– Ты думаешь, нас не за что?
– Да, сэр. Мы же не индонезийцы. Мы ничего не сделали этим южным моллукианам.
– Сделали, - сказал Беллами, - в июне наш вертолетоносец «Несторис» участвовал, как официально считается, в совместных маневрах. Ничего особенного. Такие маневры по борьбе с преступностью и терроризмом проводятся с 2010-х годов. Но в этот раз наши хитроумные политики помогли индонезийской операции против Армии ЮМО. Сейчас многие хотят спросить: «на хрена?», но молчат, соблюдая дисциплину. Отлично! Я вас услышал без слов. Отвечаю: наши политики надеялись на помощь Джакарты по теме в Папуа, где постепенно разгорался мятеж Макнаба на реке Сепик, недалеко от границы индонезийской половины Новой Гвинеи. Дождались, как же! Как только индонезийцы разобрались, что канаки играют на стороне Макнаба, так сразу отказались влезать. Им хватило Второй Новогодней войны. Они тогда предоставили силам Альянса две свои военные базы: в Джаяпуре и в Соронге. А чего им это стоило потом? То-то и оно.