Апостолы атомного века. Воспоминания, размышления

Щелкин Феликс Кириллович

• выдающиеся учителя-руководители, прошедшие школу создания первых атомных и водородных зарядов

• прекрасные условия для работы и отдыха

создало неповторимую творческую атмосферу напряженного интеллектуального труда, позволяющего генерировать много оригинальных идей. Два наших ядерных центра «двойной тягой» быстро установили паритет с США по ядерным вооружениям. «Молодые тигры» Челябинска-70 достойно соревновались с мэтрами из Арзамаса-16. Дорогого стоят слова тогда молодого специалиста, а впоследствии главного инженера Челябинска-70 В.Г.Рукавишникова о своих учителях-руководителях, сказанные через 40 лет: «Это не только высокие профессионалы, но и добрые товарищи, и близкие друзья. Они щедро делились своим жизненным опытом, не жалели сил, чтобы воспитать молодого пацана и превратить его в нормального человека. Такого состояния коллектива я больше нигде не видел. Если вы спросите любого сотрудника института, он вам скажет примерно то же самое». А вот что говорит Е. Н. Аврорин, научный руководитель Челябинска-70, тоже молодой специалист в 1955 году: «…вообще-то на руководителей Челябинску-70 повезло. У нас не было высокопарных людей, руководители жили в коллективе. Много внимания уделялось образованию, воспитанию сотрудников - атмосфера работы творческая, интересная, ни скандалов, ни склок не было…».

Вышеперечисленное - причины успеха вновь созданного ядерного центра. Как были реализованы цели, ради которых создавался второй центр?

1. Страховка на случай войны, к счастью, не понадобилась. Именно потому, что два ядерных центра, добившись паритета

с США в ядерных вооружениях, надежно «застраховали)) нашу Родину от большой войны.

2. Конкуренция. Приведу свидетельства двух сверхавторитетов в этом вопросе. Главный конструктор зарядов Челябинска-70 Б. В. Литвинов: «Система двух ядерных центров не только была правильной, но и весьма эффективной. Мы работали параллельно. Вели независимые разработки, но, тем не менее, всегда они проводили экспертизу наших

работ, а мы - их, причем на всех стадиях от идеи до оценки полученных результатов». Главный математик Челябинска-70 В. Ф. Куропатенко: «Считаю, что было очень правильно сделано. Это одна из немногих отраслей нашей науки, где существовала конкуренция. Благодаря ей, по крайней мере, в значительной степени из-за нее, мы и имеем хорошие результаты. Конкуренция стране обошлась очень дешево, но эффект огромен. Вы, наверное, даже не представляете, какие жестокие «рубки» бывают, когда мы друг другу направляем экспертизы. Потом идут доработки, новые обсуждения, дискуссии, споры - оба центра доказывают, что именно их «изделия» лучше, а все вместе и позволяет выбрать оптимальный путь».

И последнее свидетельство А. Д. Сахарова: «Сложные взаимоотношения со вторым объектом во многом определили наш «быт» в последующие годы». Можно смело сказать, что цель была достигнута - «старый кот» точно не дремал.

3. О роли второго центра в достижении паритета свидетельствует Л. П. Феоктистов: «В 70-е годы из общего числа зарядов, имевшихся на вооружении армии, более двух третей было разработано в Челябинске-70. При этом по численному составу наш коллектив был втрое меньше Ар-замаса-16. Насколько мне известно, и до настоящего времени все комплексы ВМФ и ВВС оснащены исключительно ядерными зарядами, разработанными в Челябинске-70». А как обстоят дела с качеством создаваемых в Челябинске-70 зарядов? На вопрос, есть ли в Челябинске-7 «изделия», которые получше, чем в других ядерных центрах планеты. Б. В. Литвинов ответил: «Если я скажу, что есть, то это будет выгдядеть как хвастовство. Если скажу, что нет, то это будет неправда…Тут такая особенность: если вы сделали «изделие» при меньших затратах и более эффективное, то как можно доказать, что оно хуже другого? Работа наша выражается в числах, а не в понятиях, абстрактных и отвлеченных» Вот так, не зря Курчатов и Щелкин создали, а отец 5 первых, самых трудных лет становления коллектива вкладывал в него все творческие и физические силы, душу и сердце. О судьбе четвертой цели Курчатова и Щелкина - создать на базе второго ядерного центра Уральский научный центр - скажу несколько позже.

И. В. Курчатов

Говоря о новейшей истории, нельзя представить ее без Атомного Проекта, а говоря об Атомном Проекте, невозможно представить его без блестящего научного руководителя И. В. Курчатова. В свою очередь, ученого Курчатова невозможно представить вне великолепной научной школы - центра физической науки страны в двадцатые-тридцатые годы - Ленинградскому физико-технического института под руководством Абрама Федоровича Иоффе.

Весна. 1925 года. Курчатов принят в Физтех. Приведу рассказ И. Н. Головина о школе Иоффе. Еженедельно молодые физики шли к Иоффе и приносили аннотацию прочитанного за неделю. Иоффе хранил у себя карточки с аннотациями, постояннно пополняя их. В библиотеке на журналах сотрудники находили, сделанные Иоффе надписи - «Курчатову», «Кобеко»… Никто не имел права не прочесть этих статей. Контроль был строжайший. Каждую неделю Иоффе заходил в лабораторию на час-полтора, расспрашивал о сделанном. Если результатов было мало или если они не были осмыслены - начинал скучать и уходил. Если кто-либо не выступал на знаменитом семинаре с новой работай в течение года - Иоффе увольнял такого сотрудника. Рассказ Иоффе: Игорь Васильевич начал работать в Физтехе, ему было 22 года, а институту семь лет от роду, и молодость сотрудников была привычным делом». Поддразнивая, институт называли «детским садом папы Иоффе». Игорь Васильевич был беспредельно предан науке и жил ею - рассказывал Иоффе. Почти систематически приходилось в полночь выгонять его из лаборатории. За пять лет (1925-1950) Курчатов стал заведующим крупной лабораторией. 20 сотрудников Физтеха удалось отправить за границу на сроки от полугода до двух лет. И каждый раз, когда Курчатову надо было выезжать, у него шёл интересный эксперимент, который он предпочитал поездке. Это символично: судьба, видимо, «держала» Игоря Васильевича в «детском садике папы Иоффе». Научная школа «папы» в результате оказалась эффективнее заграничных стажировок. В 30 лет - доктор наук, ас в физике твердого тела. Но уже два года Курчатова привлекают исследования атомного ядра, которые едва ли будут иметь практическое значение. А институт - физико-технический, должен быть выход в технику. Но есть мудрый «папа Иоффе». После получения Иоффе письма от Фредерика Жолио и сообщения Чедвика Об открытии нейтрона, - Игорь Васильевич заболел стремлением познать атомное ядро - основу вещества во Вселенной. Иоффе, приняв на себя мощные удары критики за работы, не имеющие практического выхода, дал Курчатову зеленый свет на изучение атомного ядра, поддерживая его морально и материально. 11.02.43 года И. В. Курчатов по рекомендации Иоффе был назначен И. В. Сталиным научным руководителем Атомного Проекта СССР. Дали физтеховцы практический выход, да такой, что весь мир поставили «на дыбы», заставили считаться с Россией. 15 ученых-воспитанников физтеховской школы Иоффе работали на ответственных участках в Атомном Проекте и день победы 29.08.1949 года приближали как могли. Они защитили наш народ от бед атомной войны, но не успели защитить учителя. Представьте чувства учеников, особенно Курчатова, всех физиков, когда они узнали, что Иоффе в 1948 году снят с поста директора Физтеха, после 30 лет безупречной работы. Стало окончательно ясно: благодарностью за любые заслуги власть себя обременять не собирается. В моральном кодексе коммунизма, как, по-видимому, и капитализма, в отличие от христианства, понятие благодарности отсутствует. Дальше мы в этом еще многократно убедимся на примере многих «усыпанных» наградами руководителей Атомного Проекта.

Отношения Курчатова и Щелкина были товарищескими, теплыми. Вот что говорил отец: «Игорь Васильевич Курчатов самым редким счастливым образом сочетал в себе талант крупного ученого, способности выдающегося организатора, ум подлинного государственного деятеля и качества обаятельного человека… нельзя сказать, что с Игорем Васильевичем было легко работать, он обладал способностью загружать сотрудников выше всяких общепринятых норм, вовлекать множеств людей в самую напряженную и тяжелую работу. Это ему удавалось может быть потому, что он сам работал больше всех и увлекал личным примером. Он мог вызвать человека поздним вечером, поручить ему кучу дел, попросив сделать все к утру и на прощание сказать: «Ну иди отдыхай». Требовательный, он постоянно был бодр, весел, любил остроту, шутку…Мне кажется, что в стремлении сделать дело наилучшим способом проявлялись только гражданские чувства Игоря Васильевича, но и некоего рода азарт, которым он заражал всех, кто с ним сотрудничал. Это обнаруживалось не только в делах, поступках и решениях на работе, но и в редкие часы отдыха. Он мог, например, заплыть на самую середину стремительной сибирской реки и плыть по течению многие километры время от времени издавая лихие восторженные возгласы… Однажды вечером ко мне в больницу совершенно неожиданно приехал Игорь Васильевич. Сам тяжело больной, занятый множеством дел, он находил время - это почти всегда было за счет его отдыха - навестить заболевшего товарища. Мой сосед по палате Василий Семенович, председатель колхоза из Киргизии, приняв участие

в общем разговоре, вскоре деликатно ушел… Поговорив около двух часов, Игорь Васильевич собрался домой и стал разыскивать Василия Семеновича, он не хотел уезжать, не попрощавшись с ним. После ухода Игоря Васильевича мой сосед спросил у меня, кто этот приятный и умный человек, и долго не мог успокоиться: «Неужели это сам Курчатов? Человек, известный всему миру, только подумать, сидел здесь, просто и скромно разговаривал со мной». Это впечатление, произведенное Игорем Васильевичем, очень характерно. Все, кому посчастливилось с ним разговаривать, навсегда запомнили его скромность, простоту в обращении с людьми, независимо от их ранга, точность и глубину высказываний - свойства, присущие только истинно выдающимся людям». Эта беседа в больнице, о которой вспоминает отец, произошла за два дня до внезапной кончины Игоря Васильевича.

Приведу еще два случая внеслужебных «контактов» Курчатова и Щелкина. Министерство предложило отцу трехкомнатную квартиру на первом этаже нового высотного дома. Отцу некогда было на нее взглянуть, так как он, по обыкновению, спешил на полигон. Смотреть поехали мы с мамой. Квартира понравилась, но почему-то оказалась не на первом этаже, а на антресольном. Окна и потолки в квартире оказались заметно ниже, чем во всем остальном доме. Отец знал, что квартиру ему выделили именно на первом этаже, и понял: кто-то из сотрудников Министерства «рокировал» ее со своей на антресольном. Возмущенный обманом, он отказался от квартиры. Игорь Васильевич случайно, от кого-то услышав об этом, сказал: «Я тебе дам жилье, будешь жить как герцог, приезжай, смотри». Отец, посмотрев, пытался отказаться, ссылаясь на то, что такой большой дом ему не нужен. Это был шестикомнатный коттедж рядом с институтом Курчатова. Игорь Васильевич обыграл эту ситуацию, «обвинив» отца в капризах: «То тебе низкие окна, то высокие потолки, тебе не угодишь»

Отец сделал себе палку, внутри залитую свинцом, весом 3 кг, и всегда гулял с ней. Игорь Васильевич заинтересовался, зачем ему такая тяжелая палка. Отец объяснил: ходить приходится мало, поэтому, чтобы повысить эффективность прогулок, он таким образом увеличивает нагрузку. Игорю Васильевичу идея понравилась, он попросил отца сделать ему такую же палку и постоянно гулял с ней.

Я часто видел Курчатова в первый год жизни в Арзамасе-16. Руководство объекта обедало в «генеральском коттедже». Когда мать уезжала в Москву, мы с отцом тоже обедали в коттедже, постоянно за одним и тем же столиком. В коттедже была застекленная веранда. Кругом был очень красивый лес. Курчатов приезжал позже нас и сразу проходил на веранду. Садился спиной к обеденному залу, лицом к лесу, всегда один. Я сидел в метре от него за стеклянной стенкой и видел, что он постоянно смотрел на деревья, пытаясь, быть может, компенсировать недостаточное общение с природой. Отец рассказывал, как Курчатов уговаривал его выбрать место для строительства подаренных им Сталиным дач в Крыму в Мисхоре. Он так красочно и восторженно рассказывал, какая именно в Мисхоре замечательная природа, что чуть было не уговорил. Отец понимал, что почти никогда на далекую дачу в Крыму не поедет, и выбрал Подмосковье. Курчатов выбрал Мисхор и был на своей даче всего два раза. Кстати, это была единственная дача, которую не строили заново: Сталин забрал одну из дач Ворошилова и подарил ее Курчатову.

Отец был одним из ближайших сотрудников Игоря Васильевича, который ему очень доверял. Академик М. А. Садовский говорил: «Среди советских ученых-атомщиков К. И. Щелкин более других был похож в жизни и деятельности на Курчатова». Поразительно, насколько совпадают их судьбы.

Отец Курчатова землемер, отец Щелкина землемер. Отец Курчатова родился в семье, где было десять детей; мать Щелкина родилась десятым ребенком в семье. Мать Курчатова учительница, мать Щелкина учительница. Семья Курчатова переехала в Крым из-за болезни сестры Курчатова туберкулезом, сестра умерла; семья Щелкина переехала в Крым из-за болезни отца Щелкина туберкулезом, отец умер. На лето отец Курчатова - землемер - вывозил семью на работу в село. На лето отец Щелкина - землемер - вывозил семью на работу в село. Школьником Курчатов помогал нуждающейся семье, работая во время учебы (огород, пилка дров, слесарь, помощник механика). Щелкин помогал семье во время учебы в школе (огород, хозяйство, пилка Дров, помощник кузнеца). Курчатов окончил Крымский Государственный университет, во время учебы работал в университете; Щелкин окончил то же учебное заведение, переименованное в Крымский педагогический институт (во время учебы работал в институте). Курчатов после окончания института занялся наукой в Физтехе у Иоффе, Щелкин после окончания института занялся наукой в Химфизике, у ученика Иоффе, Семенова. Курчатов с первых дней войны добровольно на Черноморском флоте защищает корабли от мин, Щелкин с первых дней войны добровольно рядовым красноармейцем защищает Родину на передовой. Курчатов в I960 году ушел из атомной отрасли, причина - смерть; Щелкин в 1960 году ушел из атомной отрасли. Курчатов умер на 57-м году жизни, Щелкин умер на 57-м году жизни. В 1987 году С. В.Рябчук написал про Курчатова и Щелкина: «Они умерли в одном и том же возрасте - 57 лет, словно повторяя две судьбы, два подвига, две славы и два самопожертвования во имя науки». Что же касается нравственных качеств, о них речь ниже, пока напомню только о том, что было видно всем, кто с ними общался. «Внимательность к людям. Человечность и доброта Игоря Васильевича известны каждому, кто хоть сколько-нибудь был с ним знаком», - писал о Курчатове Щелкин. «Такт и внимательность ничуть не противоречили чрезвычайной требовательности», - писал П. Асташенков о Курчатове. Эти же, слова - надеюсь, читатель согласится со мной, прочитав книгу, - можно отнести и к Щелкину. Больше всего меня поражает, что, выполняя крайне важную для страны, исключительно сложную и срочную работу, испытывая нечеловеческие психологические и физические нагрузки, зная, что в случае неудачи их ждет смерть, а семьи - страдания и лишения, Курчатов и Щелкин оставались высоконравственными людьми, тактичными, внимательными и добрыми к подчиненным, никогда не сваливая на них неудачи, по-человечески заботились и помогали людям. Только так можно было «поднять» молодежь на высокоэффективный творческий труд. Только так можно было в кратчайшие срок выполнить задание Родины. Это один из ярких примеров, когда нравственность, духовность в России претворялась в материальную силу. Но почему у Курчатова и Щелкина оказались так необычайно крепки нравственные устои? Оба были из семей небогатой трудовой интеллигенции начала XX века, с периферии России. В том, что это дорогого стоит, мы еще раз убедимся в главе об А. Д. Сахарове. О дальнейших событиях и поступках Игоря Васильевича, подоплека которых до сих пор была скрыта от постороннего наблюдателя, постараюсь рассказать читателю.

И. В. Курчатов в 1957 году заказал А. Д. Сахарову статью о вредном влиянии на человека воздушных испытаний ядерного оружия. В середине 1958 года он же помог Андрею Дмитриевичу ее опубликовать Позднее, когда я буду писать об Андрее Дмитриевиче, мы остановимся подробнее на этом. Пока скажу о результате: общее число жертв от од ной мегатонны воздушного взрывав работе оценено в 10 тысяч человек В 1957 году взрывали уже 50 мегатонн в год - 500000 жертв. У все: причастных, имеющих совесть, стали очень плохо на душе. То, что США проводили взрывов гораздо больше, чем мы, мало успокаивало Зато по инициативе Арзамаса-16 стали резко возрастать мощности водородных зарядов, и под радостное подбадривание и поощрение Генерального секретаря Н.С.Хрущёва «взлетели» до 100 мегатонн. Цитирую Л. П. Феоктистова: «…Если меня сегодня спросить, в чем я вижу самое главное достижение Челябинска-70 в военной области, ответ будет совершенно определенным: миниатюризация. Наш первый научный руководитель К. И. Щелкин был горячим сторонником малых зарядов Он говорил: - «Разве для такого большого города, как Москва, недостаточно 20 или 50 килотонн, чтобы деморализовать население, подавить связь, управление?». Вспоминаются слова гениального Эйнштейна «Моральные качества выдающейся личности, имеют, возможно, большее значение для данного поколения и всего хода истории, чем чисто интеллектуальные достижения».