Апрель! Апрель!
Шрифт:
Все, тишина, звонки прекратились.
«Можешь подняться к Хокану Ульссону, если будет страшно!» — сказала мама.
Ему жутко страшно, но он не смеет подниматься к Хокану Ульссону. Не смеет выйти из квартиры — вдруг тот, кто звонил, стоит и дышит там в темноте! Он страшится открыть дверь и нащупать выключатель на лестнице, не решается встать с кровати, боится высунуть нос из-под одеяла. Ему страшно пошевельнуться, даже дохнуть.
Внезапно пятка упирается во что-то твердое. Фонарик. Самюэль Элиас берет его в руки, включает, и сразу под одеялом становится светло и тесно. И он начинает думать о Магнусе — Самюэль Элиас всегда думает о Магнусе,
«ИНОГДА Я КОВЫРЯЮ В НОСУ КОГДА НИКТО НЕ ВИДИТ», — выводит он при свете фонарика. Это ведь тоже секрет, правда, не очень важный. Интересно, Магнус ковыряет в носу? Вряд ли. И еще один вопрос его заботит: тот, кто звонил в дверь, по-прежнему стоит, притаившись, на лестнице и ждет, чтобы он открыл?..
В конце концов Самюэль Элиас засыпает.
На другой день
И на другой день все, как обычно, если не считать, что Магнус изображает чудовище.
Вот как он это делает: из подъезда выходит без всяких штук, только ступает медленно-медленно, но, завидев Самюэля Элиаса, начинает вращать глазами и высовывает язык. Подойдя совсем близко, ведет себя так, словно вот-вот упадет в обморок, описывает круг около Самюэля Элиаса, качаясь во все стороны, потом еще ковыляет туда-сюда, пока не шлепается ничком на землю, но тотчас встает и поднимает руки на уровень глаз, изображая пальцами когти.
— Ты что — очумел? — спрашивает Самюэль Элиас.
Я чудовище! — глухо рокочет Магнус и широко открывает рот, чтобы было видно, что у него вставлен вампирский зуб.
Самюэль Элиас пятится.
— Откуда у тебя этот зуб?
Но Магнус только твердит, что он чудовище, и продолжает кривляться. Может быть, лучше уйти совсем? Но Магнус уже сам удаляется, шатаясь на полусогнутых ногах и растопырив пальцы, наподобие скелета из страшного фильма. Самюэль Элиас замечает, что он вымазал свою рубашку красной краской, а из заднего кармана джинсов вот-вот выпадет секретная тетрадка… Ага, упала! Самюэль Элиас кидается вперед и ловит ее, но не успевает открыть, потому что Магнус набрасывается на него и хватает за горло. Идет борьба не на жизнь, а на смерть. Схватка между чудовищем и Самюэлем Элиасом. Чудовище берет верх.
— Смотри, укушу тебя вампирским зубом! — кричит Магнус, прижимая Самюэля Элиаса к земле. — Лучше берегись! И отдавай тетрадку!
Сидя верхом на Самюэле Элиасе, он наклоняется к его лицу ближе, ближе… Вот уже вампирский зуб поблескивает перед самым носом Самюэля Элиаса. Он лежит, как окаменелый, и таращится на этот зуб. И Магнус спокойно забирает свою тетрадку.
Войдя к себе в подъезд, Самюэль Элиас старается вспомнить, до чего сильно он любит Магнуса. Потому что у Магнуса такая необыкновенная подвижная бровь, и потому что… ну, потому что на всем земном шаре, наверно, только у них такие замечательные секретные тетради. Он обтирает собственную тетрадь, вымазанную в земле во время потасовки, и поднимается в свою квартиру.
Папа дома, и настроение у него прескверное, сразу видно. Он лежит на диване и глядит в потолок.
— Что случилось? — спрашивает Самюэль Элиас.
— Ничего, дорогой сынуля.
— Но ведь что-то случилось?
— Говорю тебе, ничего. Если не считать, что мир исполнен зла, люди клевещут на тебя и друзья предают.
Папа
— Машина поломалась, — говорит он. — Придется сегодня ехать до театра на автобусе. Пора собираться, на автобусе долго ехать.
Он встает и идет на кухню за пивом. Самюэль Элиас идет следом за ним. Кухонный стол красиво накрыт. Тарелка, стакан, нож с вилкой. И любимое блюдо любимого сына — жареная скумбрия. Самюэль Элиас садится и уписывает скумбрию.
— Я тут приготовил тебе еду заранее, — говорит папа. — Мама пообедает в городе, а я есть не хочу. А еще я купил тебе пирожные «картошка»!
И папа достает коробку из буфета.
Самюэль Элиас мрачнеет. Спросите его, чего он не любит больше всего на свете, он найдет, что ответить. Не любит войну и не любит оставаться дома один вечером. Хотя нет, в этом он, пожалуй, не признается. Зато скажет, что не любит, когда к нему пристает Маттиас из четвертого класса. Еще хуже, когда ты наводишь порядок в парте, а тебя в это время кто-нибудь крышкой по голове! Особенно если этот кто-нибудь — Магнус! И под конец он назвал бы «картошку». «Картошку» он тоже не любит больше всего на свете, но папа этого не знает и покупает кучу круглых пирожных, чтобы порадовать Самюэля Элиаса. И Самюэль Элиас через силу втискивает в себя третью «картошку».
— Вкусно? — спрашивает папа.
Самюэль Элиас молча кивает. Если вслух не сказал ничего — стало быть, не соврал? Ведь кивок за ложь не считается?
— Слышишь, — говорит папа, — ты можешь сегодня вечером побыть один дома? Не боишься?
— Почему это я должен бояться?
— Ты ведь не хотел, чтобы мы уходили вчера.
— Не помню.
Самюэль Элиас продолжает храбро жевать «картошку». Папа смотрит на него, и по его рассеянному взгляду сразу видно, что этого человека совсем одолели заботы. Потом он выпивает пиво и встает.
— Ну, пока! — говорит он. — Больше сегодня не ходи гулять!
И папа уходит. Потом возвращается, потому что забыл какие-то бумаги. Снова уходит и опять возвращается, потому что забыл трубку. В третий раз он возвращается, чтобы переобуться, — вышел в шлепанцах! Надевает ботинки и уходит окончательно.
Самюэль Элиас смотрит телевизор. Смотрит широко раскрытыми глазами, и все, что показывают на экране, вливается через распахнутые глаза прямо в его голову. Все эти войны, и прогноз погоды, и дикторша, и мультфильм про белых медведей. Уже поздно, а он все сидит и смотрит одну программу за другой. И уши поглощают поток всевозможных звуков. В том числе шаги на лестнице и три звонка в дверь. Он сидит как окаменелый, боится даже пройти в свою комнату и лечь в постель. Уже девять часов, уже пять минут десятого, десять минут десятого, четверть десятого, двадцать минут десятого, давно нора бы погасить свет и спать. Он боится темноты и теней, страшится собственного дыхания. Еще сильнее он страшится чудовищ, но больше всех боится того, кто звонит в их дверь!