Апрель в Белграде

Остроухова Алена

Для молчания были разные причины.

Почему она молчала?

На философии она молчала, потому что этого учителя обожали. Ему так наскучил его предмет, что он превратился в клоуна и каждый урок начинал с того, что намотает шарф на голову или маркером напишет на лбу ученика «лох». Какая ирония. Алене такие вещи тоже наскучили. Такие учителя специально стараются быть смешными. Типаж «я смешной, любите меня». С ними любят разговаривать все. Поэтому Алена не разговаривает. На английском она молчала, потому что училка нудная. И если ты заговоришь с ней, она будет расспрашивать тебя пятнадцать минут и, не дай Бог, запомнит тебя и станет спрашивать

постоянно. Типаж «я строгая и консервативная, почему у вас не убраны волосы». Вариант прятаться за сумкой и делать вид, что что-то пишешь, работал безотказно.

Она не помнила, из-за чего молчала на музыке.

* * *

Травкин редко появлялся в гимназии. Иногда он вихрем проносился по коридору и исчезал. Иногда он орал на кого-то в зале и его было слышно с первого этажа. Иногда он приходил с бумагами и разбирал их, пока ученики сидели в телефонах и тихо болтали. Чаще всего он не приходил на уроки, потому что был занят хором. Повсюду существовали его следы в виде хористов и семнадцатого кабинета, либо они летали звуком его имени в воздухе. Он был как школьный фантом, детская сказка, которой запугивают учеников. Травкин то, Травкин это, а на деле – его просто не было в гимназии.

* * *

На сегодняшнюю музыку он пришел в светло-голубой рубашке.

– Всем привет, – протянул он, по-хозяйски садясь за свой стол и вздыхая, будто бы перед вкусным обедом. Ученики рассасывались по кабинету и так же садились на места, которые были их с начала первого года. – Ты покрасилась?

– Да, – игриво произносит Лена, покрутив головой и показав свои светлые локоны.

– Кошмар, – цокает он, словно комментирует подскочившие цены с бабой Светой по соседству, и открывает журнал.

Лена – хористка из первых парт, с серебряной медалью популярности и в десятке важных в его списке. Будь у нее бумажка под рукой, она бы в него кинула.

Все довольно ржут, особенно пацаны. Алена тихо и незаметно улыбается, разглядывая свои ногти и иногда поднимая взгляд к Травкину. И не говорите. Ей этот цвет вообще не идет. Дмитрий Травкин не особо старался быть смешным: это просто его манера разговаривать. Вести себя. Жить. Кажется, Алене и правда нечего делать на уроках музыки.

Дальше, он пытался включить Моцарта на большом белом экране, или как это приспособление называли – умная доска. Экран работал только после чьих-то касаний. Травкину всегда было лень вставать и вежливо работать с экраном: если он и дотрагивался до него, то лениво и небрежно, будто бы он его друг и он его однажды предал. Когда он брякнулся на свой стул и закинул ногу на ногу, он понял, что не развернул «Реквием» на весь экран, а ему важно, чтобы ученики видели лица поющих и инструменты в оркестре. Спрашивать случайного ученика, что за инструмент на видео – его любимое дело.

Он взял маленькую тетрадку со стола и бросил ее в дальний угол экрана. Тетрадка не заставила видео развернуться.

Алена не сдерживается и улыбается, сводя губы уточкой, чтобы не засмеяться.

– Никто не развернет, нет? – он обратился к смеющемуся классу. Тогда встала Лена, подтянув кожаные штаны на свои тощие бедра, подняла тетрадку, положила тетрадку и включила режим полного экрана. Конечно, Травкин не упустил момент замахнуться на нее тетрадкой и насладиться ее испуганным уворотом.

Когда Алена

однажды сказала Марии и Милене о том, что он флиртует с каждой красивой девчонкой, они посмеялись. Никто не считал это флиртом. Просто его рутиной. В тот день Алена задумалась, почему она посчитала это флиртом, но быстро забыла.

– Знаете, сколько они репетировали? – внезапно перебивает он музыку, которую Алена, не дыша, слушала, поглаживая пальцы. Травкин говорил о хоре. – Полгода. Можете себе представить полгода петь снова и снова одну и ту же композицию?

Иногда он становился таким увлеченным своей работой. Алена не могла представить, каково это, потому что не поет.

– Они что, полгода пели про смерть и депрессию? – усмехается высокий пацан с последних парт.

– Не в этом суть, – Дмитрий Владимирович устало, с полузакрытыми глазами поворачивается на стуле к классу и складывает руки так же, как это сделала Алена. Она замечает его позу и смотрит на него, зная, что за тремя затылками он все равно не заметит, – я говорю, что это сложно. Нужно много терпения и желания.

Иногда он становился настоящим учителем и не только музыки. Иногда ей казалось, что он хочет преподавать предмет жизни, а не музыки. Он умный, настолько умный, что иногда хотелось отвернуться и дерзко усмехнуться. Он даже добрый, но такие качества вообще не показывает. Он поднял брови, убеждаясь, что Сергей с последней парты понял. Ученик якобы улыбнулся и перестал смотреть на Травкина, потеряв интерес. Травкин хотел продолжить тему о том, как сложно петь в хоре и столько труда туда вкладывается.

– А Алена так не думает, – решительно вставляет Камилла.

Чего? Кто это? Камилла…

Алене будто дают внезапный подзатыльник, и она выпрямляется. Вот это задница. Только представьте, что всю жизнь вы провели по принципу «дом-школа-дом», всегда занося сдачу продавщицам, придерживая соседям дверь в подъезде, фоткая домашки всем и вся, – короче, были тошнотворной доброй девочкой, чтобы в конце давно изученной дороги вас столкнули вниз. А за спиной, смех, смех… низкий смех Камиллы, раздающийся эхом у Алены в голове. Пока ты летишь, у тебя есть время подумать – почему. У Алены не было времени думать. Она быстро отыскала темно-коричневые волосы и впилась в них взглядом, представляя, как хватает их, наматывает на руку, и…

– Она сказала, что хор скучный.

Травкин не даст ей жить. Ей немного плохо (много). Глаза Лариной широко раскрыты, словно ими она пыталась придушить Камиллу, но ничего не получалось, потому что ее глаза не злые, а дико напуганные. Она по инерции переводит взгляд на Травкина, но ей словно дают еще один подзатыльник, и она возвращает взгляд к ногтям. Его красивый профиль не для нее. Остается надеяться, что учитель не воспримет информацию слишком близко к сердцу. Дмитрий Владимирович присматривается к Камилле, пока та пожимает плечами мол «так и было, я тут не при чем». Остальные начинают гудеть, как на стычке чернокожих в бедных районах Америки. Мария и Милена по бокам подруги не шевелились. Лицо Лариной заливается краской, и она быстро дышит, готовая в любую секунду рвануть в коридор. Нет, конечно не рванет. Глупости. Травкин находит ее лицо через несколько секунд, заставляя уголки ее губ дернуться в нервной улыбке. Он поднимает брови, не может не улыбнуться, и слегка открывает рот. Пока она летит вниз, у Алены есть время задуматься, почему он все еще помнит ее имя и помнит ее саму.