Апрельская ведьма
Шрифт:
В ту пору он только-только развелся. И поэтому нашел себе работу в Вадстене, а жилье — в Мутале, подальше от своей прежней жизни ординатора одной из гётеборгских клиник. Но Тетя Эллен про это никогда не говорила, это, разумеется, Биргитта все разнюхала.
Он и теперь холост, так и не женился. Жаль, жена ему не помешала бы. Особенно теперь, когда он старенький и больной.
— Кофейком не поделишься? — говорит Кристина.
— Само собой. — Хубертссон переворачивает газетную страницу. —Ты присаживайся.
Но Кристина сперва идет к холодильнику и долго в нем роется. Там была у нее масленка и кусочек сыра, а может, и
— А кусочком хлеба?
Хубертссон кладет газету на стол.
— Естественно. Хватай быстрей...
— Ты серьезно?
Он смеется.
— Там рогалик лежит. Можешь взять.
И внимательно смотрит на нее, пока она режет крошливый хлебец пополам.
— А что это ты примчалась на работу высунув язык? И даже не позавтракала?
— В приют вызвали, — лаконично отвечает Кристина и садится за стол. — Между прочим, я завтракала. Только не слишком хорошо.
— Ага, — говорит Хубертссон. — Что так? Овсянка пригорела?
— Маргарета, — отвечает Кристина и немедленно впивается зубами в свой бутерброд, чтобы избежать дальнейших расспросов. Хубертссон подается вперед, он очевидно заинтригован.
— Твоя сестра? Она что, тут?
Кристина, прожевав, отвечает:
— Не сестра. Мы росли вместе.
Хубертссон ухмыляется.
— Ну да, ну да, — говорит он и снова берется за газету. — Вы росли вместе. Как же.
Кристина хмурится, опасаясь, что он снова заведет разговор о давнем. Но Хубертссон больше ничего не говорит, продолжая листать свою газету. Хотелось бы знать, что он может в ней прочесть, кроме заголовков. Он наверняка уже почти слепой, судя по тому, как все эти годы лечит свой диабет. Штука в том, что Хубертссон на самом деле болен куда серьезнее, чем большинство его пациентов. Сегодня он выглядит еще хуже, чем всегда. Лицо землистое. Кристина, подавшись вперед, чуть касается его плеча, он подымает глаза.
— Ты-то сам как? — говорит она. — Как себя чувствуешь?
Хубертссон встает и, шаркая, идет к двери.
— Исключительно прекрасно, — говорит он через плечо. — На все сто. Превосходно. И совершенно великолепно. Еще вопросы? Или можно пойти и спокойно дочитать газету?
Кристина корчит рожу ему вслед. Вредный старикашка.
Всю первую половину дня работа заставляет ее позабыть и про Хубертссона, и про сестер, и только характерная слабость в суставах напоминает о долгой бессонной ночи. Сегодня ей нравится работать, не потому, что она вдруг полюбила свою профессию, а потому, что есть какая-то надежность в рутине, в повторяемых изо дня в день словах. Кроме того, все диагнозы сегодняшним утром сплошь простые и очевидные: небольшой гастрит, парочка стрептококковых инфекций, покрытый сыпью пятилетний малыш, которому отныне не видать апельсинов. Опухоль, во всяком случае, за такими симптомами вряд ли прячется. Когда входит следующий пациент, ей становится еще спокойнее. Достаточно взгляда на глазки-щелочки этого подростка, и все ясно. Конъюнктивит.
Разумеется, она его осматривает как полагается и даже выключает лампу на потолке, когда он ложится на смотровой стол, чтобы свет не бил ему в глаза. И чувствует к нему что-то вроде нежности, он такой же узкоплечий и тонкий, как Эрик, а подбородок его усеян пламенеющими прыщами. Замухрышка, это точно. Ничего общего с распираемыми тестостероном юнцами, которых Оса и Туве подростками притаскивали
— Я выпишу мазь, — говорит она, закончив с осмотром. — И думаю, тебе надо отдохнуть пару денечков дома...
Обычно Кристина скуповата насчет отдыха, она знает, что чиновник в Страховом фонде ведет статистику выдачи больничных каждым из врачей и что слишком щедрых могут и одернуть. Но парнишка очень юн и не подпадает под их статистику. И кроме того, весь его унылый облик подтверждает, что ему правда нужно немножко отдохнуть от окружающего мира.
Он поднялся и сидит на столе, болтая ногами. Кристина останавливается. Она уже собралась было пойти выписать рецепт, но снова садится на свой сверкающий табурет из нержавейки.
— Что-нибудь еще?
Он не отвечает, только вздыхает, понурив голову.
— Послушай, — очень осторожно подступается Кристина. — Тебя ведь еще что-то беспокоит?
Он подымает голову и смотрит на нее своими красными щелочками. Ресницы склеились от гноя.
— Почему человеку обязательно нужно жить? — спрашивает он шершавым голосом.
Кристина, уронив руки на колени, непроизвольно поворачивает их вверх ладонями. Я тоже не знаю, говорит этот жест. Но рот хранит молчание.
— Вы должны знать — вы же врач? Вы не знаете, почему человек обязан жить?
Внезапно наваливается ночная усталость, и все профессиональные фразы рассыпаются.
— Нет, — вздыхая, говорит она, — я не знаю. Просто живу.
Он все сидит в той же позе, все так же болтая ногами, на белом носке маленькая дырочка.
— Но если человеку не хочется жить? Что тогда?
— Тебе не хочется жить?
— Нет.
— Почему это?
— Потому что не хочется, и все.
И тут она делает то, чего вообще-то не должна была: протягивает руку и гладит его по волосам — так хочется его утешить... Но как раз в этот миг звонит телефон, и она бездумно идет к аппарату. В следующий миг понимает, что делает не то, а подняв трубку, уже успевает рассердиться.
— Да, это Кристина Вульф. Что такое?
Голос в трубке тонкий и боязливый. Сестра в регистратуре знает, что звонить врачу в кабинет во время приема не положено.
— Кристина, дорогая, простите, пожалуйста, но звонят из полиции, они так пристали, говорят, это важно, и я никак не могу от них отделаться...
Кристина искоса смотрит в глубь кабинета — парнишка сидит в той же позе, но ногами болтать перестал.
— Хорошо, соединяйте.
В трубке щелкает, потом слышен другой голос. Тоже женский.
— Алло. Доктор Вульф?
— Да.
— Это из полиции Норчёпинга. Нам тут некая персона сообщила ваше имя...
Кристина тихонько стонет. Кому из немногочисленного истеблишмента Вадстены понадобилось поехать в Норчёпинг и угодить там в кутузку? И что в этой связи ожидают лично от нее?
— Ее зовут Биргитта Фредрикссон...
Кристина перебивает:
— Ее избили?
— Я бы не сказала. Скорее наоборот...
— Как наоборот?
— Она задержана по подозрению в нанесении телесных повреждений. Сегодня рано утром. Но мы больше не можем ее держать и вынуждены отпустить. Только у нее нет денег на автобус до Муталы, и она утверждает, что вы можете за нее, так сказать, поручиться. Так что если мы одолжим ей денег на дорогу, вы должны будете гарантировать, что нам их возместят. Не возражаете? Можем мы с вами заключить такую договоренность? Вы ведь ее сестра.