Апрельская ведьма
Шрифт:
Звонок заставил младенца умолкнуть, но лишь на мгновение, спустя секунду крик раздался снова, одновременно со звуком шагов по дощатому полу.
— Да, — сказала Биргитта и распахнула дверь. — Что такое?
Квартира оказалась допотопной, без отопления и горячей воды. Из щелей дуло. Одинокий обогреватель с открытой спиралью алел посреди кухни, а на железной плите стояла электроплитка. Нагреваются такие сто лет, Биргитта успела выкурить три Маргаретины сигареты, пока сварился кофе. Где-то продолжал кричать
Биргитта по-прежнему была красива: волосы такие же ослепительно-светлые, кожа — ровная и бархатная, и такой же мягкий изгиб губ. Но кончики пальцев — такие же распухшие вокруг под корень обкусанных ногтей, а в волосах уже четко просматривались борозды от расчески. Голову не мешало бы помыть. Ей вообще не мешало бы помыться: грязно-серая полоса на шее, памятная со времен детства, появилась снова, и теперь казалось, это железный ошейник сдавил ей горло.
Биргитта, заметив ее критический взгляд, взглянула в ответ не менее критически.
— Ты похожа на мокрую курицу. — Разлив кофе, она подпихнула блюдце с сухарями в Маргаретину сторону. — Что ли, вплавь сюда добиралась?
— Дождь идет, — объяснила Маргарета, хватая сухарик. — А я шла пешком от самого вокзала.
Биргитта бросила взгляд за окно, похоже, она только сейчас заметила там серую холодную морось. Потом равнодушно повернулась к окну спиной и вытянула ноги перед собой, разглядывая свои стройные икры, обтянутые черными нейлоновыми чулками. Ребенок, уставший было кричать, заплакал снова, но тоньше и слабее. Биргитта его словно не слышала.
— И чем теперь занимаешься? — Она опустила ноги.
— Учусь. В Гётеборге. Я же писала. Ты что, не получила письма?
Биргитта пожала плечами, зажигая сигарету:
— А в Мутале ты зачем? Если переехала в Гётеборг?
Маргарета протянула сверток через стол и попыталась улыбнуться:
— Чтобы принести тебе рождественский подарок.
Биргитта уставилась на сверток, уронив обгоревшую спичку в пепельницу, но брать его явно не собиралась.
— Бери, — сказала Маргарета. — Это тебе!
Биргитта нерешительно взяла сверток одной рукой, но потом, сдвинув сигарету в угол рта, проворным движением энергично рванула ленточку и скотч.
— Ого. — Она выпустила другим углом рта облачко дыма, держа розовую кофточку перед собой. Кофточка была с глубоким треугольным вырезом, такие успели выйти из моды и смотрелись немного забавно, но Маргарета знала, что Биргитте нравится стиль «вамп» — кофточки с глубоким вырезом и узкие юбки.
Биргитта положила кофточку на колени, вынула изо рта сигарету и недоверчиво пыхнула дымом:
— Ты, что ли, приехала из Гётеборга, чтобы подарить мне кофту?
Маргарета, вдруг смутившись, взялась за чашку.
— Нет. Я на Рождество была в Вадстене. У Тети Эллен.
Биргитта наморщила
— Что, старуха переехала? Она теперь в Вадстене живет?
Маргарета сделала глоток.
— Она в Вадстенском приюте.
Вид у Биргитты был удивленный.
— Она все болеет?
Маргарета кивнула, уставившись в стол. Клеенка потрескалась, из трещин торчали белые нитки.
— Ее парализовало. Половину тела. Она никогда не выздоровеет.
Биргитта глубоко затянулась и, отведя взгляд, произнесла резким голосом:
— Я не виновата.
Маргарета опустила глаза, не зная, что ответить. Наступило молчание, дождь шелестел по стеклу, а плач ребенка понемногу иссякал, как ручеек. Маргарета глядела в свою чашку, вдруг почувствовав усталость. Безнадежно. Даже Биргитте она не сможет рассказать о том, что с нею случилось осенью, а если и сможет, то Биргитта не поверит ей, во всяком случае, ничего не сможет объяснить, слишком крепко укоренившаяся в собственной жизни. Ребенок перевел дух, а секундой позже плач перешел в отчаянный вопль.
— Чертов гаденыш!
Биргитта оттолкнула чашку, поднялась и, пройдя в одних чулках через кухню в переднюю, скрылась из виду. Было слышно, как она хлопнула дверью.
— Тихо! — крикнула она пронзительным голосом. — Не замолчишь — убью!
Маргарета вскочила так поспешно, что упал стул у нее за спиной, только теперь до нее дошло, что ребенок находится тут, в Биргиттиной квартире. Она в три шага одолела кухню и, чуть не поскользнувшись на линолеуме прихожей, ухватилась за дверной косяк.
Биргитта стояла в маленькой темной комнатке, должно быть, спальне: шторы были опущены, а у стены стояла незастланная постель, на полу на матрасе валялись драные одеяла. Посреди комнаты стояла детская кроватка. Пахло отвратительно, испражнениями и чем-то приторным.
Биргитта застыла у кроватки по стойке «смирно». Спина прямая, как копье, руки прижаты к телу, взгляд устремлен в потолок.
— Цыц! — кричала она. — Цыц, засранец, не то убью!
Из кроватки донесся пронзительный крик и показалась маленькая ручонка. Маргарета нерешительно шагнула в комнату:
— Биргитта? У тебя ребенок?
Биргитта круто повернулась и тупо уставилась на нее:
— А ты думала — нет?
Ей удалось обставить это как подобие игры — младшая сестренка просит старшую дать ей поиграть в свою хорошенькую куклу. Мальчику было всего три месяца, и он почти ничего не весил, и все-таки Маргарета словно уловила блеснувший в его глазах совершенно осознанный страх, когда она подняла его и снова положила в кроватку. Его попка оказалась темно-малиновой, почти лиловой, — она попыталась подтереть его краешком ползунков, все равно безнадежно испачканных — жидкий кал давно просочился сквозь памперс и растекся по ногам.