Апсу
Шрифт:
— Как же быстро растут эти дрянные деревья! — сказал Гил.
— Кстати, — заметил Ки-Энду, — тут есть одна интересная деталь. Помнишь, перед тем как заснуть, мы довольно долго беседовали? За это время никакого роста я не заметил. И проход, который мы прорубили, не зарос.
— Что ж, выходит, эти кровопийцы интересуются только спящими людьми?
— Думаю, что да. Спящими или, скорее, мертвыми. Должно быть, они приняли меня за мертвого. Боюсь, если они и ошиблись, то не сильно — на день или на два…
Гил решил не обращать внимания на дурное настроение Ки-Энду и попытался перевести разговор на другую тему.
— Знаешь, мне вдруг
— Это, конечно, очень трогательно, что ты испытываешь нежность к нидхагам, — ядовито заметил Ки-Энду. — Жаль только, что если они нас встретят, то вряд ли догадаются о нашем с ними родстве, даже если ты начнешь их обнимать и называть братьями.
— Ты что, Ки? Ты хочешь меня обидеть? Не хватает еще нам с тобой сейчас поссориться!
Какое-то время они шли молча. Потом Ки-Энду сказал с глубокой тоской в голосе:
— Прости меня, Гил. Со мной происходит что-то нехорошее. Возможно, я просто схожу с ума. У меня появились навязчивые мысли. Какие-то предчувствия. Мне кажется, что я скоро умру. Это началось внезапно, когда я увидел ростки, копошащиеся у тебя на спине. Я сразу начал думать о червях, что заводятся в падали, и с тех пор не могу отделаться от этих мыслей.
— Но, Ки, ты же прекрасно знал, на что мы идем. Ты сам говорил, что, скорее всего, этот поход будет стоить нам жизни. Зачем же тоща, когда мы уже здесь и дороги назад нет, снова начинать этот разговор? Мы все взвесили, когда принимали решение, и теперь надо его выполнять.
— Я знал, что ты не поймешь меня. Ты-то останешься жив! И все остальные Эалин, Мирегал, Бхарг, Ру — все будут жить, а меня не будет. Я не хочу умирать, Гил! У меня от этого все смешалось в голове. Я уже никого не люблю. Я всех вас ненавижу! Вы будете жить, дышать, думать, чувствовать, а от меня останется только горсть золы. Я знаю, ты думаешь, что я просто струсил. Нет, я не трус. Но в душе у меня так пусто и холодно, я чувствую себя таким одиноким — Я обречен, Гил. Прости меня, я знаю, что не должен всего этого говорить, это слабость. Но предчувствие смерти лишает меня сил, отбирает мужество. Я чуть не плакал, когда ты выдергивал из меня ростки, — не от боли, а от сознания собственного бессилия перед судьбой. Кто распоряжается нами? Кто решает — кому жить, а кому умирать? Почему от нас ничего не зависит? Кто мы? Разумные существа, наследники дэвов, будущее мира? Или жалкие твари, не властные даже над собственной жизнью и смертью?
— Ки, послушай меня. Человек не может знать своего будущего. Все твои предчувствия — от страха и усталости. Почему ты решил, что умрешь, а мы все останемся живы? Как ты это определил? Ты должен понять: все, что с тобой происходит — это что-то вроде болезни. Кроме тебя самого, тебе никто не поможет. Я уверен, ты сможешь с этим справиться. Возьми себя в руки. Это болезнь. Не поддавайся ей. Помни, что мы должны убить Хумбу.
— Хорошо, Гил. Ты прав. Неважно, что это на самом деле. Я должен верить, что болезнь. Болезнь. Сейчас я с ней справлюсь. Дай мне только сосредоточиться.
Разговор оборвался. Ки-Энду шел, угрюмо глядя под ноги, лицо его
Обе проблемы, впрочем, были одинаково неразрешимы, во всяком случае, от Гила не зависело ничего.
Так они шли часа два, не проронив ни слова, углубляясь все дальше в Лес.
Дорога по-прежнему бежала прямо на запад по середине просеки. Деревьев не было видно за земляными валами, лишь еле слышное шуршание постоянно напоминало об их присутствии.
— Что-то давненько мы не встречали своих братьев нидхагов, — неожиданно произнес Ки-Энду.
У Гила отлегло от сердца: Ки-Энду улыбался! Он справился со своими страхами! Гил настолько обрадовался, что когда, спустя мгновение, они увидели впереди большую группу нидхагов, он совсем не почувствовал страха.
— А вот и они! Что будем делать, Ки?
— То же, что всегда. Пойдем, погуляем в лесочке.
Друзья посмотрели друг на друга и расхохотались. Но время терять было нельзя — нидхаги быстро приближались и в любой момент могли заметить людей. Они поднялись на вал справа от дороги, прорезали дыру в заграждении и притаились по ту сторону забора. Спускаться вниз, к кровожадным деревьям, им совершенно не хотелось, да в этом и не было необходимости. Нидхаги не заметили их. Сидя в укрытии, Гил рассматривал лес. Он был совершенно такой же, как и там, у реки. Правда, приглядевшись, Гил заметил нечто новое: маленькая белесая змейка немигающими глазами смотрела на них из ветвей. Ее тонкое тело изящно вплеталось в спутанную массу побегов.
— Гляди, змея, — тихонько сказал Гил.
— Ничего змейка, — сказал Ки-Энду. — Интересно, сколько лет прошло с тех пор, как она подохла?
— Да она живая! Видишь, повернула голову.
— Здесь не может быть ничего живого. Посмотри, какая она тощая и высохшая, какие у нее мертвые глаза. Это настоящая гулльская змейка, змеиный гулл.
— Ты уверен? — засомневался Гил. — Ой, а это что? Чуть поодаль, у самого подножия вала, лежали останки животного, по-видимому, волка. Шевелящиеся ростки пробивались сквозь свалявшуюся шерсть.
— Зря ты мне это показал, — пробормотал Ки-Энду, отворачиваясь. — Я сейчас опять начну думать о смерти и червях.
— Нет уж, пожалуйста, не надо! Смотри, нидхаги уже прошли. Можно идти дальше.
Они вернулись на дорогу. Теперь они уже не молчали — мирно беседуя, вспоминали былые времена, свою тихую счастливую жизнь, которая так внезапно оборвалась, но обязательно вернется, как только кончится война. Солнце давно уже перевалило за полдень, а они все шли, превозмогая усталость и старательно поддерживая неторопливую беседу, позволявшую им хоть на время забыть о реальности и о том, что их ждет впереди. Между тем, ранки, оставленные хищными растениями, нестерпимо чесались, и голод все сильнее давал о себе знать. Наконец
Гил не выдержал и решил все-таки задать Ки-Энду несколько тревожащих его вопросов.
— Ки, а нам еще далеко идти? — спросил он как бы невзначай.
— Довольно-таки, — ответил Ки-Энду, — по прямой от края леса до Хумбы семьдесят миль, мы прошли двадцать или чуть больше. Но мы идем не совсем правильно. Надо бы правее…
— Значит, сегодня не дойдем?
— Что ты! Если нам ничто не помешает, что вряд ли, и если эта дорога действительно ведет к Хумбе, в чем я тоже сомневаюсь, — словом, в лучшем случае мы будем там послезавтра.