Аптекарь, его сестра и ее любовник (Фактор холода)
Шрифт:
– Я уже поквитался. С вами обоими.
25
Когда Тирни сказал, что им пора в постель, он говорил буквально. Оставив ее сидеть у огня, он встал, собрал все одеяла и свалил их на матрац. Он поймал на себе ее изумленный взгляд.
– Я не собираюсь спать на диване, – принялся он оправдываться. – Он мне мал. Я чувствую себя так, будто меня переехал грузовик. Мне нужен весь мыслимый комфорт, какой возможен в этих условиях. Можешь взять лишнее одеяло и подоткнуть под себя, чтобы мы не
– Ладно.
Лилли встала и прошла в ванную. Не было необходимости напоминать ей, что надо спешить: в спальне и в ванной стоял ледяной холод.
Когда она вернулась, он опять подкладывал дрова в камин.
– Ты ляжешь здесь, ближе к огню.
Лилли перешла, куда он указывал, но не легла, пока он не скрылся в ванной. Следуя его предложению, она подоткнула под себя одеяло. Тирни вернулся через несколько минут. Она увидела, что он медлит, поглядывая на мокрые внизу штанины джинсов.
– Хочешь их снять? – спросила Лилли.
– Да, но я этого не сделаю. – Тирни лег поверх одеяла, которым она укрыла себя, и накрыл остальными их обоих. Он застонал, укладываясь на матраце.
– Тебе больно?
– Только когда дышу. А ты как? Тебе удобно?
– Нормально.
– Ты не кашляла больше часа.
– Мне гораздо лучше.
– Похоже на то. Хрипов почти не слышно.
– Иногда становится хуже по ночам. Надеюсь, это не помешает тебе спать.
– Я тоже надеюсь не помешать тебе своим храпом. Если огонь будет угасать, просто разбуди меня. Я встану и подброшу еще дров.
– Хорошо.
Лежа на спине и не соприкасаясь, они смотрели в потолок. Огонь отбрасывал пляшущие отсветы на открытые стропила. При других обстоятельствах такая игра света и тени могла бы усыпить Лилли, но сейчас она лежала, напрягшись, ей было не до сна.
– Думаешь, они будут здесь завтра? – Она сама не знала, кого имеет в виду под словом «они». Датча и местную спасательную команду? Или агентов ФБР? Возможно, и тех и других.
– Я думаю, кто-нибудь попытается, – ответил Тирни. – Если, конечно, прогноз сбудется и снегопад прекратится.
– И если Датч получил мое первое сообщение. Может, он все это время думает, что я благополучно вернулась в Атланту?
– Может быть.
– Если он не получил послания, он даже не знает, что ты здесь со мной.
– Нет.
Но интуитивно Лилли чувствовала, что Датч знает, а сухой тон Тирни вызван именно тем, что он тоже так думает.
– Если снег утихнет, – сказала она, – у нас опять будет сотовая связь.
– И кому ты тогда позвонишь, Лилли? Датчу или ФБР?
– Я об этом не думала.
– Ты позвонишь Датчу.
Они помолчали, прислушиваясь к треску поленьев в камине, потом Лилли повернулась на бок лицом к огню, подложила руку под щеку и сказала:
– Спокойной ночи, Тирни.
– Спокойной ночи.
Будить его ей не пришлось бы, потому что он так и не уснул. Она это знала, потому что тоже не смогла заснуть, и для бессонницы у нее было несколько причин. Она долго спала днем.
Но главной причиной ее бессонницы был Тирни, лежавший на расстоянии вытянутой руки от нее. Сказав ей «Спокойной ночи», он не произнес больше ни слова, не шевельнулся, и все же она знала, что он не спит, что он тоже остро ощущает ее присутствие.
Когда он тоже повернулся на бок лицом к огню, Лилли замерла в мучительном ожидании прикосновения, которого так и не последовало. Хотя ни один из них не шевельнулся и не издал ни звука, напряжение между ними каким-то непостижимым образом возрастало с каждой секундой.
Прошло, наверное, не меньше часа после того, как они неуклюже и фальшиво пожелали друг другу спокойной ночи, прежде чем Тирни заговорил. Он даже не спросил шепотом для начала, не спит ли она. Хотя Лилли лежала, повернувшись к нему спиной, он не сомневался, что она не спит. Ее не удивил его тихий голос. Ее потрясло то, что он сказал:
– Он бил тебя, да? Датч. Он тебя бил.
Лилли судорожно сглотнула, но не обернулась.
– Где ты это слышал?
– Нигде. Просто я довольно долго наблюдал за ним, и мне кажется, что это логичное предположение. Некоторые полицейские бьют просто так, для куража. Для них это обычное дело. Им начинает казаться, что это универсальное решение любых проблем. Это особенно типично для человека, эмоционально разбитого и пьющего.
Лилли промолчала.
– И мне кажется, – добавил Тирни еще тише, – что ты вряд ли могла бы расторгнуть свой брак по менее веской причине.
Лилли никогда никому не рассказывала. Ни своим друзьям и сослуживцам, которые видели, как она страдает, и убеждали ее поделиться, не держать все в себе, ни даже своему психоаналитику, которому рассказывала о себе все. Все, кроме этого. Но почему-то она почувствовала, что Тирни можно рассказать. Просто потому, что он оказался достаточно проницательным и сам обо всем догадался.
– Это было только один раз, – тихо сказала Лилли. – Он и раньше замахивался, как будто хотел ударить меня. Я его предупреждала: если он когда-нибудь посмеет, на этом наша совместная жизнь закончится. Я ему так и сказала. Я поклялась, что так и будет.
Она на минуту закрыла глаза и глубоко вздохнула. Даже сейчас нелегко было вспоминать о той страшной ночи.
– То ли он меня не слушал, то ли не поверил, то ли был слишком пьян и забыл мое предупреждение. В тот вечер он вернулся домой очень поздно. Настроен был воинственно. Даже не стал дожидаться моих упреков. Он буквально нарывался на ссору. А у меня в тот день было длинное заседание по бюджету, я страшно устала. Между нами и раньше бывали шумные ссоры, но в тот раз я пыталась этого избежать, только он мне не дал. Он искал ссоры и просто не угомонился бы, пока не добился своего.