Аптекарская роза
Шрифт:
— Я волнуюсь за тебя.
Она видела по его лицу, что он говорит искренне.
— Со мной все в порядке, Оуэн. Меня не надо принуждать заботиться о самой себе.
— Принуждать? Я волнуюсь за тебя, а ты называешь это принуждением? Только из-за того, что я солдат? Неужели я отринул все человеческие чувства, когда взялся за оружие, чтобы сражаться за своего короля?
Люси уронила голову на руки. С ним невозможно разговаривать.
— Ну вот, теперь я завелся, — вздохнул Оуэн. — Может, попробуем еще раз?
Люси подняла голову. Он дотронулся
— Я хочу помочь. Я вовсе не собирался принуждать тебя. Скажи, что я могу сделать.
— Я бы не стала обременять тебя, но я напугана, Оуэн. Произошедшее сегодня — всего лишь малая доля того, в чем мне нужно разобраться, иначе я могу все потерять. Хотя я и так могу лишиться всего — лавки, этого дома, уважения людей. Это не очень утешительная новость, я знаю.
— О себе я не беспокоюсь.
— А следовало бы. Ученик часто разделяет судьбу своего наставника.
— Почему ты можешь все потерять?
— Это очень сложно объяснить. — Жаль, что ей трудно подбирать слова: она так устала. — Все началось в тот день, когда заболел Николас. Пришел брат Вульфстан, попросил лекарство, а когда он рассказал Николасу о больном, то муж начал вести себя как-то странно. Задавал непонятные вопросы. После он закрылся в лавке и приготовил лекарство, сделав из этого большую тайну. С тех пор он не изменился. И дело тут не только в болезни. Я знаю разницу между меланхолией и скрытностью. Той же ночью мужа привез домой пристав. А на следующий день навестить его явился архидиакон. Эти двое не переступали порог нашего дома с тех пор, как мы поженились. Николас не придумал лучшего объяснения, как сказать, что пристав случайно оказался у ворот аббатства, что же касается архидиакона, тот, мол, просто волнуется за него.
— Мастер Николас стал скрытным? Это тебя беспокоит?
— Если бы только это. Николас очень ко мне добр. Я многим ему обязана. Но если он сделал то, чего я боюсь… — Она не смогла произнести этих слов. — Тот Николас, которого я знаю, не смог бы так поступить.
— А что, по-твоему, он сделал, Люси?
Она уставилась в чашку, пытаясь подобрать слова.
— Мне кажется… — Она набрала в легкие побольше воздуха. — Мне кажется, что Николас намеренно отравил Джеффри Монтейна, пилигрима, скончавшегося в аббатстве Святой Марии. Давным-давно, когда моя мама умерла, Джефф, ее возлюбленный, попытался убить Николаса. Не знаю почему. Как не знаю и того, почему спустя все эти годы Николас решил отомстить. Но именно так он и поступил. Получается, ты нанялся учеником в дом убийцы.
— Ты говоришь, что он стал очень скрытным, и все же он тебе в этом признался?
— Нет. Я узнала это, подслушивая у дверей, роясь в старых конторских книгах. — Оуэн хмурился, глядя на нее, словно пытался прочесть что-то в ее лице. Но он не выглядел удивленным. — Ты… что-то знал об этом?
Он мотнул головой.
Она так крепко вцепилась в чашку, что у нее сильнее заныла обожженная ладонь. Сделав глоток, Люси отставила чашку.
— Говори же.
— Я знаю,
Этого она никак не ожидала услышать. Оуэн все знал? Как он мог все знать, если только не был сторонним наблюдателем? И с чего вдруг ему интересоваться этим делом, если Джеффри умер до того, как Оуэн появился в Йорке?
— Почему у меня такое чувство, что и ты вот-вот превратишься в недруга?
Оуэн ответил не сразу. Он долго смотрел в огонь, и по его напряженному лицу она видела, что он борется сам с собой.
— Неужели так трудно сказать правду?
— Ты всегда думаешь обо мне самое худшее. Ладно, так и быть, расскажу тебе правду. Хотя это не самый мудрый шаг именно сейчас. Тебе нужна моя помощь, а правда может заставить тебя отказаться от нее. Но я не стану больше лгать.
Услышав эти слова, она вовсе не почувствовала себя победительницей.
— Я прибыл сюда под фальшивым предлогом, как ты подозревала с самого начала. В Йорк меня прислал его светлость архиепископ, поручив расследовать смерть своего подопечного, сэра Освальда Фицуильяма.
Покрой одежды, отдельная комната в таверне Йорка, унизительнейший переход из капитана лучников в ученики аптекаря — все теперь сошлось.
— Насколько все было бы лучше, если бы мое первое впечатление оказалось ошибочным. — Люси почувствовала себя ужасно одинокой.
Оуэн потянулся к ее рукам. Она отпрянула.
— Я ничего о тебе не слыхал, когда согласился сюда приехать, — сказал он. — Его светлость узнал, что тебе нужен ученик, и написал письмо Камдену Торпу, порекомендовав меня.
— Но почему? Почему мы?
— В вашей аптеке требовался ученик, а я как раз годился для этой роли. Мне нужна была работа, чтобы остаться в городе, не вызвав подозрения.
— Гильдмейстер участвовал в обмане?
— Нет, его пришлось уговаривать.
— Откуда мне знать, что тебе можно верить?
— Даю тебе слово.
— Если оно хоть чего-то стоит. — Она потянулась за чашкой с бренди, но потом передумала. Так будет труднее ясно мыслить.
Оуэн явно был задет за живое. Интересно, с чего бы ему так переживать?
— Неужели ты думаешь, что после этого я смогу тебе доверять?
— Я знал, что рискованно рассказывать тебе правду. Особенно сегодня. Я понимал, что ты можешь мне больше никогда не поверить, как только узнаешь, каким образом я здесь оказался. Но ты должна мне верить, Люси. У тебя нет другого выхода. Я сумею тебя защитить.
— От кого?
— Для начала от архидиакона.
Как ей поступить? Говорил он вроде бы искренне, но может быть, ей просто хотелось поверить ему? Вот именно. В голове у нее стоял туман.
— Значит, ты связал смерть Фицуильяма со смертью Монтейна и каким-то образом обнаружил, что мой муж отравил Джеффри?
— Да. Дигби указал мне верную тропинку, хотя поначалу я сомневался. Уж очень его светлость был уверен, что с Фицуильямом расправились враги.
— Если б я знала об этом раньше!.. Почему ты так долго ждал?